королева отказалась от своего права на выплаты при вступлении в должность и десятину, а также простила огромные долги по налогам. Мария вернула важные епископские имения, возвратила епископам право короны распределять бенефиции в интересах приходов и восстановила монастыри в Вестминстере, Гринвиче, Шине и других местах, снова открыла орден Святого Иоанна Иерусалимского вместе с несколькими колледжами, часовнями, больницами и гильдиями. Однако миряне, за единичными исключениями, остались равнодушны к ее примеру. Это было пагубно, поскольку повышение церковных стандартов зависело от количества вкладываемых средств[555].

Несмотря на то что Поул восстановил все детали католического священного обряда, он поддерживал то же отношение, за которое выступал в Италии – с его точки зрения, обряды были главным образом средством для почитания, а не целью сами по себе. Тем не менее акцент делался на порядок: визитации митрополита, епископа и архидьякона, а также королевские комиссии контролировали следование прежним обрядам. Алтари и хоры в церкви построили заново, иконы и статуи вернули, облачение надевали, утварь и украшения мессы восстановили, а необходимые служебники, сборники антифонов, требники и т. п. приобрели. Церковные принадлежности и доставали из укрытий, и отбирали у экспроприаторов, и реставрировали или выкупали. Однако расходы старались сводить к минимуму. Если старые хоры использовать было невозможно, заказывали дешевую замену. Сначала во многих приходах ставили деревянное распятие, чтобы заменить его серебряным или золотым позже. Реставрация икон и статуй тоже продвигалась медленно, и нередко к ней относились с презрением, хотя обычной причиной тому был недостаток благочестия, а не протестантство.

Однако католицизм времен Марии был неполным. Хотя литургические обряды возвратились, а религиозное искусство и драма переживали частичное возрождение, почитание святых, паломничество и вера в чистилище стали жертвами пропаганды Генриха VIII и Эдуарда. Немногие раки и реликвии были обретены вновь, а чудеса вызывали скептицизм. Устная традиция, которую католики считали равной Священному Писанию, почти совершенно исчезла, ликвидация поминальных часовен затруднила католическое перевоспитание простого народа. Небольшое количество союзов и братств восстановили, но без очевидных заступнических функций. И наконец, вопрос был в количестве посещающих церкви. Паства сократилась, когда ввели книги общих молитв Эдуарда, но неясно, выросло ли количество прихожан при Марии. Таким образом, даже если бы она прожила дольше, вероисповедание ее королевства было бы и не таким, как в церкви при Уолси, и не таким, как во время Контрреформации[556].

Поул к тому же начал строить «мир» на неподходящей основе. Протестантские активисты жаждали войны; Латимер саркастически заметил: «Где есть спокойствие, там нет правды». Хотя протестантизм во времена Марии был в значительной степени неорганизованным, нелегальные группы встречались в Лондоне, в графствах Эссекс, Кент, Сассекс, Хартфордшир и Саффолк. Бристольские радикалы отстаивали свои позиции в церковных судах, пока мэру и членам городского управления, сопротивлявшимся католицизму, Тайный совет не приказал следовать правилам. В таких обстоятельствах Поулу пришлось применить силу. За время правления Эдуарда VI сожгли всего двух экстремистов: Джорджа ван Пэрриса, фламандского хирурга, который отрицал божественность Христа, и Жанну Бочер, бывшую лоллардистку, обратившуюся в анабаптизм. Однако с февраля 1555 по ноябрь 1558 года на костер отправили как минимум 287 человек, а другие умерли в тюрьме. Примерно 85 % сожжений произошло в Лондоне, Юго-Восточной и Восточной Англии; только одна казнь состоялась на севере, пять на юго-западе королевства и три в Уэльсе. Протестантских проповедников сначала заставили замолчать, а потом отдали под суд за ересь: стойкость, с которой Хупер, Латимер, Ридли, Кранмер, Джон Роджерс, Джон Брэдфорд и другие встретили свою смерть, стала пропагандистской победой, которая помогла протестантизму доказать собственную ценность. Многие мученики были молодыми людьми. Три четверти тех, чей возраст удалось выяснить, достигли возможности духовного определения (14 лет) после разрыва с Римом, поэтому они в строгом смысле слова не были отступниками, поскольку не знали католичества и не могли отказаться от него. Их сопротивление защищало протестантское дело в глазах верующих. Джон Фокс процитировал Библию: «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу ради врагов Твоих!» К тому же мученики имели местных сторонников; временами в Смитфилде собиралось по 300 человек. В январе 1556 года Тайный совет сначала запретил домовладельцам позволять слугам и ученикам выходить из дома, когда планируются сожжения, а потом всем «молодым людям» приходить к кострам[557].

По социальному положению большинство мучеников принадлежало к наемным неквалифицированным работникам, хотя значительное меньшинство составляло священство. Протестанты из джентри и купцов, напротив, искали спасения за границей, вместе с духовенством и учеными теологами, тогда как часть йоменов и землепашцев странствовала внутри королевства. Начиная с января 1554 года примерно 800 человек бежали в Швейцарию, Германию, Италию и Францию. Они представляли собой помеху, а также угрозу режиму Марии, поскольку, кроме заговоров, тайно готовившихся во Франции и Венеции, сообщество изгнанников выпускало эффективные пропагандистские сочинения – установлено 98 названий печатных изданий. Хотя наказанием за владение любой еретической или изменнической книгой по закону военного времени служила смерть, короне не удавалось уничтожить эти трактаты. Более того, горстка изгнанников приняла теорию сопротивления: в «Кратком трактате о политической власти» Джона Понета (Short Treatise of Politic Power, 1556), в памфлете Кристофера Гудмана «Как следует повиноваться верховной власти» (How Superior Powers ought to be Obeyed, 1558) и работе Джона Нокса «Первый трубный глас» (First Blast of the Trumpet, 1558) высказывались доводы, о которых в Англии снова услышат только в 1640-х годах. В ответ появилась католическая пропаганда – 60 изданий с января 1554 по ноябрь 1558 года. Как в правление Эдуарда VI, немногие работы на родном языке были официально поддержаны, однако, поскольку Филипп заботился о своей репутации в Европе, некоторые печатники на континенте получали финансовую помощь Габсбургов и Тюдоров. Другими словами, правительство считало, что печатное дело не может внести существенного вклада в продвижение их задач в Англии – исключением был епископ Боннер, взявший пример с Кромвеля в покровительстве печатным пособиям для составления проповедей и наставлений в вере. Историки говорят, что режим Марии оказался не в состоянии осознать значение печатного дела, и в ее правление распространение печати неизбежно сокращалось, поскольку многие иностранные протестантские печатники, жившие в Англии при Эдуарде VI, возвращались домой – количество лондонских книгоиздателей снизилось с 80 до 41 человека[558].

К концу 1555 года стало ясно, что беременность Марии, о которой ходили слухи больше года, была ложной. Однако самым парадоксальным в ее правлении был тот факт, что она пожертвовала собственными интересами как королевы Англии в угоду интересам мужа и папства, когда того потребовали события в Европе. Переговоры между Францией и империей быстро развалились, неспособность Марии произвести наследника стоила Филиппу влияния, затем в Риме произошел дипломатический разворот. Хотя преемником Юлия III избрали Марцелла II, тот вскоре заболел и умер (1 мая 1555 года), после чего противник Филиппа Джанпьетро Карафа стал папой Павлом IV.