Он был избран председателем Еврейского Ан­тифашистского Комитета. Вместе с поэтом И. Фефером он посетил Соед. Штаты Америки, Великобританию и некото­рые другие страны в 1943 году с целью привлечь еврейское общественное мнение Запада в поддержку военных усилий СССР.

По возвращении в Сов. Россию Михоэлс скоро убедил­ся, что если театр, — как выражается в цитированной вы­ше книге К. Рудницкий, — «в конце 30-х и в 40-е годы испытывал сильное, угнетающее воздействие идеологии и практики культа личности», т. е. сталинской диктатуры и произвола, — то после войны этот режим единодержавия вновь с особой яростью обрушился на еврейскую интелли­генцию в Советском Союзе, — как на национально настро­енную, так и на ассимилированную.

Осенью 1948 года, когда началась полоса гонений на еврейское искусство и литературу, был закрыт Еврейский Камерный театр. С. Михоэлс погиб еще раньше: 13 января 1948 в Минске, куда он выехал в качестве представителя Комитета по государственным премиям. До сих пор не вы­яснены ни причины гибели, ни условия, в которых он по­гиб, ни подробности преступления. Тело Михоэлса было перевезено в Москву и 16 января состоялась гражданская панихида и затем похороны, на которых выступали с реча­ми А. Фадеев, режиссер А. Таиров, еврейский поэт Фефер, соратник Михоэлса по еврейскому театру Зускин и др.

Во вступительной статье Рудницкого к книге «Михо­элс» (на стр. 53) мы находим сообщение, что спустя год после гибели Михоэлса погиб и другой из основных акте­ров Еврейского Камерного Театра: «Зускин был в 1949 году беззаконно репрессирован и погиб (т. е. расстрелян) в 1952 году». И дальше: Закрытие театра явилось «актом административного произвола периода культа личности» ...

Так трагически закончилась судьба замечательного ев­рейского театра в Советской России. На совести комму­нистической диктатуры лежит и гибель выдающихся ев­рейских актеров.

С тех пор уже скоро 20 лет, как еврейского театра в Советской России нет. Одно время, особенно в первый пери­од после десталинизации, власть склонна была давать обе­щания вновь допустить издание еврейской газеты, сущест­вование еврейского театра, литературы, народной школы и пр. Но в атмосфере продолжающихся до сих пор дискри­минаций и других проявлений антисемитизма, об этих обе­щаниях легко забывали.

II. «ГАБИМА»

Первый театральный коллектив по имени «Габима» («Сцена»), дававший спектакли на иврит, возник в Бело­стоке в 1912 году. Основателем и руководителем «Габимы» был Наум Цемах, преподаватель иврит, человек неуемной энергии, фанатик театра на языке Библии. Год спустя белостокская труппа демонстрировала свое искусство на 11-м сионистском конгрессе в Вене, поставив пьесу Осипа Ды­мова «Вечный Странник». Художественный успех был до­вольно большой, но материальные результаты — плачевны. Члены труппы задолжали в отелях и не имели средств на проезд в Белосток. Отправился туда один Цемах. Он собрал среди друзей кой-какую сумму и «выкупил» своих погорев­ших коллег-актеров.

Четыре года спустя в Москве — это было уже в дни февральской революции, — тот же Цемах сгруппировал вокруг себя семь одаренных юношей и девушек, снял по­мещение на Каменном Мосту, вывесил дощечку с надписью «Габима», и с этой группой начал студийную работу. Было нетоплено, сидели в шубах и валенках. Сквозь обледенев­шие окна едва пробивался дневной свет. Охваченный мыс­лью создать в Москве театр на языке Библии, Цемах сумел не без труда раздобыть поддержку этой казавшейся уто­пической идее со стороны видных деятелей театра и лите­ратуры, в том числе К. С. Станиславского, Максима Горь­кого и даже большевика А. Луначарского.

Скоро студийская группа Цемаха перекочевала в двух­этажный особняк, принадлежавший одному купцу на Ниж­ней Кисловке № б. Там же нашлись помещения для лекций и репетиций, и небольшой зал на 100-120 мест для будущих спектаклей.

Станиславский проявил горячую симпатию к необыч­ному начинанию и согласился прочесть членам студии «Га­бимы» ряд лекций. Для дальнейшего обучения молодых эн­тузиастов актерскому искусству, Станиславский дал им од­ного из своих талантливых сотрудников по МХАТу, Е. Б. Вахтангова.

Среди первого состава студии «Габимы» небольшим сценическим опытом обладал только Цемах и отчасти Ме­нахем Гнесин, который тоже был участником белостокской «Габимы», а также Давид Варди-Розенфельд, выступавший с успехом по провинции с «вечерами юмора». Все осталь­ные участники никогда раньше на сцене не выступали. По­этому для первых сценических шагов этой молодежи Вах­тангов наметил несколько одноактных пьес (Переца, Бер­ковича и друг.). Этот сборный спектакль назвали «Нэшэф Берейшит» (Праздник начала). Он был сначала показан близким друзьям театра, затем и публике. Это было в 1918 году. Уже в этих одноактовых пьесах заблистал талант молодой Ханы Ровиной, которая вскоре прославилась, как одна из лучших актрис нашего времени. Скоро выяснилось, что в Цемахе заложены зачатки актера высокого класса. Восторг вызвала бурно-пламенная Шошана Авивит, кото­рая, однако, вскоре покинула «Габиму». И другие — Гне­син, Варди, Мирьям Элиас, актриса с голосом чудесного тембра, Хаеле Гробер, имевшая сенсационный успех в «По­топе» Бергера, — все они оказались даровитыми, хотя еще весьма незрелыми актерами.

«Вскоре после первых успехов — пишет в своей книге «Габима» один из ее актеров, Бэн-Ари Райкин, перед те­атром встала дилемма. Ведь не только для чисто театраль­ных достижений возникла «Габима», играющая на языке Библии. К чему надо было ей в большевистской Москве со­здавать театр на иврит? Ведь играть можно было на идиш или по-русски. На театре на языке Библии лежит опреде­ленная национальная миссия». И руководители «Габимы» стали искать пьесу, в которой эта «национальная миссия» нашла бы свое выражение. Остановили выбор на пьесе «Вечный жид» Давида Пинского.

«Тема ожидания Мессии и образ Вечного Странника во многом — пишет Бэн-Ари — была созвучна настроениям тех взбаломученных дней, эпохи гражданской войны и ев­рейских погромов на Украине, где одно за другим стира­лись с лица земли местечки, в которых евреи проживали столетиями, создав свой традиционный быт и свои духов­ные ценности» ...

Перед молодыми «габимовцами» была задача: создать спектакль, действие которого разыгрывается в Палестине, в первом столетии нашей эры — в дни разрушения Иеруса­лима и уничтожения еврейской государственности — спек­такль, в котором, наряду с театральным оформлением под­черкивалась бы и национальная сторона трагических пе­реживаний еврейства. Заболевшего Вахтангова заменил Мчеделов, также представитель школы Станиславского. Помимо усовершенствования актерской техники, нужно бы­ло помочь «Габиме» уловить своеобразие восточного ритма и верный тон речи исторической эпохи, от которой нас отделяет свыше 1900 лет.

Этот спектакль «Габимы» мне пришлось видеть уже в Берлине, когда труппа «Габимы» приехала туда на гаст­роли. Это был очень красочный спектакль, в котором акте­ры в сцене на восточном базаре при продаже своих това­ров пользовались напевом, построенном на кантелляционном чтении Торы. Ровина в ее плаче по разрушенному храму