В Смоленске стояла католическая ротонда. Безусловно, церковная служба там шла, но основное предназначение подобных сооружений в православных городах было несколько другое. В церкви хранили свои сбережения, а зачастую самый ценный товар, иностранные купцы. На ночь там даже организовывали дежурство, запирая дверь и оставляя внутри одного из собственников товаров. Покушаться на подобные кладовые было столь же опасно, как проникнуть в кремль к князю. Убивали без разбора. Но рано или поздно всегда найдутся безумцы.

Пришлые воры решили в одну ночь очистить закрома банка Евстафия и ротонды. Была проведена кропотливая подготовительная работа и в ночь с субботы на воскресенье назначена операция. И если с церковью проблем не было, серебро удачно упёрли, то в хранилище банка всё развернулось несколько иначе. Тати проделали подкоп к подземному сейфу, разобрали кирпичную кладку и, наткнувшись на стальной шкаф, не смогли его вынести. Открыть замок, принцип действия которого будет придуман через семьсот лет, не хватило ума. А сдвинуть с места не позволяли намертво зафиксированные болты. Медвежатников взяли на месте преступления, ну а после допроса с пристрастием было выяснено, куда подевалось серебро из ротонды. Меркурьевцы повязали шайку. Украденное добро вернули купцам через смоленского епископа, а татей отдали в городской поруб.

Людская молва – лучшая реклама. И вскоре Евстафием заинтересовались представители Ломбардской лиги, прибывшие с большим посольством из италийских земель. Купцы из Тревизо обналичили у него вексель. Достался им документ от продавцов имения, принадлежащего когда-то семейству Романо и выкупленного набирающим силу семейством Камино. Теперь же хозяином недвижимости на берегу речки Каньян стал какой-то византиец. Две третьих от запрашиваемой суммы риэлторы получили на месте в виде драгоценных самоцветов, а оставшуюся треть согласились принять «сомнительным документом». В принципе, за полученные камни Камино могли построить точно такую же виллу, правда, в менее престижном месте, так что все остались довольны. Евстафий как домицилиат поставил на документе штамп «numeratio» (оплачено) и на глазах латинян вытащил из пенала особый бланк с какими-то надписями. Судя по плотности и небольшой желтизне, это была тростниковая бумага, что представлялось редкостью, как и исключительно ровный шрифт. Не спеша сверил номера, внёс в соответствующую графу сумму и подписал письменное уведомление об оплате, после чего попросил купцов передать управляющему имением в Тревизо. Тут-то негоцианты и обратили внимание, что номер на векселе начинался с римской «М», а значит, был четырёхзначным. Направление бизнеса в виде оказания финансовых услуг настолько далеко от родных пенат не стало перспективным, но интерес возник, хотя и был связан только с возможностью поглощения мелкого конкурента. Хотя договор о сотрудничестве и был заключён, слишком незначительным оставался русский купец в их глазах. Однако в следующий раз, при сходных условиях, тревизовские торгаши приняли бы вексель безо всяких вопросов. Что впоследствии и произошло.

* * *

Дом встретил меня теплом солнца и откровенно жаркой погодой. В Смоленске двадцать первого века ничего не поменялось. Во дворе ещё витал в воздухе запах сгоревшей солярки из выхлопной трубы КамАЗа, а сам грузовик, преодолевая неровности дороги, ведущей к шоссе, покачивал синими боками тента. Вывесив на проветривание бобровую шапку вместе с шубой, я уселся на ступеньках и вдохнул аромат индустриального мира.

«Закурить бы, – возникла мысль в голове. – С чего это вдруг такая тяга к табаку? Столько времени обходился без этого и желания даже не было».

«Может, хочешь совсем бросить? – продолжала развиваться мысль. – Стоп! Я разговариваю сам с собой».

Кульбиты, происходившие в моём мозгу, мне не понравились. А началось всё с экспериментов. При попытке переместиться в прошлое на несколько минут раньше с начала перехода из средневековья я оказывался в совершенно незнакомом месте. Камень стоял, как и прежде, но вокруг него ничего не было, а панель управления начинала мигать, высвечивая клавишу возврата. Словно предупреждала – баловаться не стоит. К слову, после этого эксперимента я в течение получаса не мог соорентироваться и тупо просидел у двери, пока отчётливо ни рассмотрел циферблат часов на руке.

Резко вскочив со ступенек, я направился в хозяйственный отсек дома. Принять ванну, посмотреть телевизор и поспать на мягкой постели. Благами цивилизации надо пользоваться, пока есть такая возможность.

В шесть утра прозвенел будильник. Плотно позавтракав и созвонившись с Левиным, я выехал в Севастополь. Предстояло закупить кучу медицинского оборудования, а самое главное, упросить травматолога подежурить в моём доме, на случай, если потребуется срочная консультация. Ход операции планировал снимать на камеру, и если что-то пойдёт не так, то узнать мнение профессионального врача, предоставив ему запись. Минус в этом был только один: исправить ошибку я уже не мог, а только сгладить последствия. Но нет худа без добра. По приезде в город славы русских моряков меня ждала удача. Матрос из Харькова, проходивший срочную службу в одной из украинских частей, получил перелом ключицы. Командир не стал дожидаться приезда кареты скорой помощи, пасущейся на чьей-то генеральской даче, погрузил пострадавшего в свою машину и рванул на Ластовую (площадь в Севастополе, рядом с которой расположен госпиталь ВМФ России). Пока матросу делали снимок, я упросил дежурного врача, не без помощи нескольких звонков от своих друзей, разрешить присутствовать во время операции. Полученный опыт оказался бесценен. И уже стоя в курилке, решил поговорить с Андреем Васильевичем, который ставил спицу Богданова потерпевшему. Выслушав меня, майор усомнился в предложении.

– Алексей, что это за кино вы снимаете, если нет медицинского консультанта?

– Есть такой, – слукавил я, – только понимаете, в запой ушёл человек, а он креатура продюсера. Три дня ждём, время уже не терпит. Оплата, кстати, достойная.

– Достойная, говоришь? А с чего это киностудию заинтересовал военный медик?

– Так кино про войну.

– Тогда понятно. Только консультировать я смогу в свободное от службы время. То есть на пенсии.

– Всего один день. Ездить даже особо никуда не нужно. В Балаклаве на диванчике посидеть да советом помочь.

– Нет.

– А если в госпитале протестируют аппарат магнито-ИК-светолазерной терапии «Милта»?

– Тот, что разрабатывает космическое приборостроение?

– Он самый.

– За советом приезжай сюда. Подскажу, всё, что в моей компетенции. – Андрей Васильевич выкинул окурок и, уже уходя к себе в кабинет, добавил: – Поляну накроешь. У нас Степановна всю жизнь мечтает омара попробовать. Понял?

– Будет омар. Спасибо, Андрей Васильевич.

Вскоре всё необходимое для извлечения из Гаврюши пластины было доставлено и переправлено в крепость у камня. На втором этаже я оборудовал операционную. Теперь можно было не волноваться из-за чрезмерной потери крови или угрозы заражения. Генератор был спрятан в сарае, и различить шум работающего двигателя мог только чуткий слух. Сонному Гавриле Алексичу был сделан рентгеновский снимок. Фото в свою очередь посмотрел Андрей Васильевич, и в десять часов утра пластина была успешно удалена. Гаврюша даже ничего не увидел. А вот Ишая сидел с трясущимися руками, прикладывался к кружке с вином и немного заикался.