Обсуждение остальных дел посланника не касалось, и князь отпустил его. Монах откланялся и попятился к выходу.

– Лавки, – развивал идею смоленский князь, обративший взор на цветные иллюстрации, – в два ряда для бояр пусть поставят, в точности как на этих малёвках, а купцы, что торговать в том месте вздумают, должны особое мыто заплатить.

– Будет исполнено, княже.

Римский посол приехал на немецкое подворье и сразу отправился в ротонду Святой Девы. Миссия находилась под угрозой срыва. Кочевые орды вот-вот вторгнутся в Силезию, и, судя по данным разведки, руссы будут находиться среди них. Ярослав, а значит, и Полоцк с Новгородом, уже готовят свои войска. Тевтонцы не смогли добиться успеха на северо-восточном направлении, наоборот, практически всё потеряли. Даже Псков они уже не смогут оборонить, не говоря о новых экспансиях. Но любое поражение можно превратить в победу, главное правильно всё преподнести. Если не получается привлечь к союзу, то подтверждение нейтралитета – уже будет расценено как успех. Как бы там ни было, задача стояла не допустить совместных действий Смоленска с Ордой-Еженом, а с этим посол как-нибудь справится. Монах зажёг свечи и стал писать отчёт в Рим, используя шифр. Суть послания состояла в том, что северо-восточная Русь, так удачно раздробленная на княжества, объединилась со степью. Подтверждением тому стали тайные переговоры Ярослава, а прибытие в Смоленск якобы торгового представителя кочевников только подтвердило полученные с таким трудом сведения.

«Считаю своим долгом сообщить, что полчища язычников, под предводительством Байдара, пусть поглотит его тартар, в апреле сего года соединятся с кровожадными изменниками истинной веры и выдвинутся к Вальштатту. Смоленский герцог не поддержит Генриха Благочестивого».

Посол на секунду задумался. «Второго гуннского нашествия Рим не переживёт. Ладно, пока пусть будет так. Может, после сокрушительного фиаско на ристалище турнира смоляне поймут, что держаться надо нашей стороны. Они наивны и верят во всякие знаки, так почему бы не устроить подобное знамение, хе-хе».

Подписавшись и посыпав чернила песком, монах прочёл молитву, потряс пергаментом, после чего свернул его в трубочку, запечатывая своей печатью. Купец из Гронингема, уже готовый следовать домой, дожидался у алтаря. Оценив его пристальным взглядом, посол понял: этот доставит послание по назначению. Явный фанатик, товар бросит, пергамент спасёт. Впрочем, в случае непредвиденных обстоятельств без соответствующего ключа текст не прочесть. Да и купчишки из Тревизо присмотрят.

Регламент будущего турнира, объявленный на базарной площади, был прост. Участники соревнуются в стрельбе из лука, после чего проходит конный поединок, а в завершении – общий бой. Пятеро против пятерых. Неразрешённым оставался только один вопрос. Запретить биться насмерть князь хоть и не отказался, тем не менее, официально не утвердил. Раз не было озвучено, то понимай, как хочешь. Если правом предусмотрен «Божий суд», так зачем лишать людей зрелища, участники должны сами выбрать, рисковать или нет. Но интрига для подавляющего большинства осталась. Одним из тех, кто в это большинство не входил, был Евстафий, выступивший спонсором турнира. Ещё задолго до известного разговора князя с послом напротив Молоховских ворот мальчишки расчистили снег практически до самой земли. Затем прошли какие-то замеры, выравнивания, ещё раз замеры и, наконец, были установлены деревянные столбы. А после указа вдоль импровизированного стадиончика, как по волшебству, стали появляться трибуны, ибо заранее уже были готовы. Только не в два яруса, как распорядился князь, а в шесть, иначе заработок с мероприятия едва покрывал спонсорские вложения. Цетральная часть с правой стороны, именуемая ложей, была украшена резьбой, обработана, где необходимо, морилкой или краской и имела навес, составленный из балок и плотного непромокаемого полотна. Места, где должен был разместиться князь со своими ближними боярами, соединялись с домиком для отдыха, поставленным на сваях. Небольшой сруб имел отдельный вход с лестницей, снабжённой перилами, располагал чугунной печкой-камином и столом для закусок. В окошках сверкали небольшие витражные стёкла, а на стенах висели гобелены, прославляющие русское оружие. А дабы было мягко сидеть, стружкой и опилками наполнили маленькие подушечки, кои должны были выдаваться счастливчикам, оказавшимся под навесом. Для смоленского епископа было привезено отдельное кресло, а пол под ним предполагалось застелить красным ковром. Горожане, ходившие посмотреть на строительство, только удивлялись, насколько быстро всё было установлено. Но ещё большее удивление вызвало то, что право разместиться под крышей можно было купить (если будут места). Четверть гривны – и ты восседаешь как боярин возле князя по центру, десять резан – место по краям на правой стороне. За одну же серебряную чешуйку предоставлялось центровое место на левой трибуне или три посадочных места с краю. Для западных стран это являлось нормой. Ещё король Ричард делал вход на турниры платным, а для участников – так вообще не подъёмным. Размер взноса зависел от социального положения: с графа брали двадцать марок серебром; с барона – десять; с рыцаря, владевшего землей, – четыре марки; с безземельного рыцаря – две марки, что ещё раз подчёркивало аксиому – любые массовые спортивные мероприятия создаются с целью получения прибыли. Естественно, учли и такой немаловажный факт, как возможное отсутствие разменной мелочи. На рынке, возле торгового павильона известного в городе купца, появились обменные пункты. За раз меняли не больше гривны, взамен которой можно было получить целую жмень мелких монеток с изображением скрещенных копий на аверсе и надписью «двадцать четыре доли» на реверсе. Следует отдать должное, что меняла каждый раз сообщал, что на турнире они пригодятся самым наилучшим образом. Само поле ристалища огородили невысоким редким заборчиком, в аршин высотой, по обе стороны которого участникам турнира поставили по два шатра и палатку лекаря с циновочным полом. Рысёнок, инспектирующий строительство, пришёл в полный восторг, не говоря о восьмистах горожанах и сотни представителях знати, ожидавших представления, готовя свои лучшие одежды. А вот, торговцам пирожков и напитков повезло меньше. Предполагаемого ажиотажа предложений от трудящихся в сфере быстрого питания не последовало. Уплатить по пять дирхемов за право торговли разносчиком на один день решился только корчмарь с рынка. С ним провели беседу, выдали дюжину фартуков и сделали предложение, после которого владелец увеселительного заведения на торговой площади переосмыслил некоторые аспекты своего бизнеса.

Евстафий возвращался из кремля в приподнятом настроении. Богемские иудеи, занимавшие видные посты в товариществе под названием «Рузарии», предложили обмениваться векселями, дабы упростить торговлю. Приехавшие подлечить зубки у знаменитого стоматолога финансовые воротилы просто настояли на встрече. Согласно подписанному час назад договору, в банке Евстафия открывалась кредитная линия для богемцев под десять процентов годовых. Русские купцы, в свою очередь, теперь могли набирать товар у «Рузариев», рассчитываясь специальными жетонами, полученными у бывшего приказчика Пахома Ильича на общую сумму в пятьдесят пудов серебра. В качестве обеспечения выступала малахитовая шкатулка с драгоценностями: рубинами, изумрудами, сапфирами и топазами, переданная в церковное хранилище Святой девы. О самом жетоне лучше всего высказался Барух, который с помощью секретного механизма наносил гравировку на пластине установленного образца, где сообщался вес серебра и имя купца. Подделать подобный жетон с его слов было сложнее, чем воскресить царя Соломона. Ибо легенда о материале, из которого он был изготовлен, промелькнула только один раз, при императоре Тиберии, и более о серебристом металле на протяжении двенадцати столетий ничего известно не было. Заранее предупреждённый Ишаей, Евстафий захватил с собой образцы, продемонстрировал их иудеям и теперь подсчитывал, куда пристроить предполагаемую прибыль от процентов, кутаясь в меховое одеяло. Крытый возок, сопровождаемый телохранителями, уже подъезжал к воротам терема.