В довесок к титулу он получил так называемый замок – полуразвалившийся дом в окрестностях Вальядолида, над которым нависла угроза конфискации из-за солидного долга по налогам, не очень крупную, но приятную сумму на счете в банке, и целую армию бедных родственников, позаботиться о которых ему предписывал обычай. Но сейчас Мигелю было не до них. Он хотел встретиться с Анной, заставить ее выслушать его и, при удачном стечении обстоятельств, уговорить выйти за него замуж. Он почувствовал ответственность за свой род и за его продолжение – и кто, как не Анна, могла бы его продолжить в качестве виконтессы де Вильяреаль?

Он отправился прямиком на Монмартр. По дороге он попытался дозвониться Анне, но ее номер оказался вне зоны доступа. «Скорее всего, отключила телефон», – подумал Мигель. Прекрасно, на его стороне эффект неожиданности. Он появится внезапно, и никакая Жики его не остановит. Хватит! ¡Basta![142]Она могла остановить скромного vinatero[143], но препятствовать виконту Вильяреаль делать то, что он пожелает, не во власти старой дуры.

Он отпустил такси и позвонил в домофон. К его удивлению, ему никто не ответил. «Ничего не понимаю. Пускай Анны и Жики нет дома, но прислуга-то куда делась?» Время близилось к вечеру, и жители начинали возвращаться домой. Воспользовавшись тем, что в подъезд входил пожилой мужчина, Мигель с вежливым «Pardonnez-moi» протиснулся вместе с ним, поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. Ему никто не открыл.

Неприятное воспоминание кольнуло его – вот так же, два года назад он пришел к Анне и маялся под закрытой дверью. А в это время Рыков насиловал ее в квартире под оперные арии, а потом полосовал на кровавые лоскуты… Как можно было не понять, что не просто так она ему не открывает? Но жгучая обида, охватившая его, Мигеля, превратилась в бешенство – да как она посмела пренебречь им? В тот момент он думал только о себе.

Ему зверски хотелось курить, но здесь курить было нельзя. В раздумьях он спустился вниз и, хлопнув подъездной дверью, вышел. И тут же почувствовал вибрацию мобильного телефона во внутреннем кармане плаща.

– Говорят, тебя можно поздравить? Ты теперь испанский гранд? Дон Мигель? – услышал он ненавистный язвительный голос. Мигеля затрясло. Он потерял дар речи.

– К Анне приехал? Напрасно. Ее сейчас нет, и будет она нескоро.

Мигелю казалось, что если он сейчас заговорит, то наговорит такого, о чем потом будет жалеть. Его душила ненависть, но он понимал, что необходимо держать себя в руках и не терять достоинства.

– Как ты смеешь мне звонить? – наконец спросил Мигель.

– А что? – поинтересовался Олег ядовито. – Ты занят? Не можешь говорить? Я попозже перезвоню?

– Как ты смеешь мне звонить после всего?

– После всего? Ты о чем конкретно? – еще более издевательски продолжил Рыков. – Из того, что я сделал, тебе не все должно нравиться. А скорее всего – все должно не нравиться. Как например – то, что я был с Анной. Она оказалась очень хороша – нежная такая… Только плакала почему-то. Не понравился я ей, наверно. Что ж… Даже я не могу всем нравиться.

– Сволочь, – зарычал Мигель, – я убью тебя!

– Ты уже Орлова убил. С удовольствием наблюдал в больничном саду. Не очень качественно. Все приходится за вами переделывать…

– Где Анна?! – продолжал рычать Мигель. – Куда ты ее дел?

– Как это – где Анна? – удивился Олег. – Она в Гарнье. У нее занятия. Ну или как там у них, балетных, это называется. И я, в общем-то, не при чем… Хотя, надо сказать, тут я накосячил. По-хорошему, она давно должна лежать в могиле, дон Мигель. Но вы с Антоном оказались такие проворные. Ха-ха… Ну ничего… Еще есть время все поправить.

– Я убью тебя, canalla[144]! – заорал Мигель в трубку так, что прохожие стали на него оборачиваться.

– Не ори, людей пугаешь, – приказал Олег. – Я не шучу. Я всегда могу закончить то, что начал. И ты мне не помешаешь. И Антон не помешает.

Мигель задыхался от ярости. Олег это понял и негромко рассмеялся.

– Уймись, неистовый наш. Какой ты все же несдержанный… Если б я захотел, от твоей примы давно кровавые ошметки остались бы. И останутся, если ты в точности не исполнишь то, что я тебе прикажу.

– Ты – прикажешь мне? – рявкнул Мигель в трубку. – Да как ты смеешь, ублюдок…

– Полегче на поворотах, предатель, – голос Рыкова стал холодным, как порыв северного ветра. – Я и обидеться могу. И тогда твоей приме – точно конец. Ты – подонок и предатель, слышишь меня? Ничуть не лучше Орлова.

– Когда я буду убивать тебя, – прошипел Мигель, – ты будешь ползать на коленях и молить о пощаде.

– Помечтай, – тон Рыкова вновь стал ехидным. – А пока ты будешь предаваться мечтам, я ее прирежу.

Холодный пот выступил на лице испанца. Он вытер его рукой, но, забыв про перстень на пальце, не рассчитал и оцарапал им себе лоб.

– Так что? – слышал он в трубке. – Ты намерен повиноваться?

– Пошел к дьяволу! – прохрипел Мигель в ярости. – Чего тебе надо?

– Уже лучше, – усмехнулся Рыков. – Прояви благоразумие, и, возможно, мы договоримся. Итак, слушай. Ты отправишься в Лондон. У тебя теперь испанский паспорт, так что виза тебе не нужна. Найдешь Катрин и скажешь ей…

– Катрин? – прошипел испанец. – Черта с два! Не поеду я к этой…

– Еще одно необдуманное слово, и мое терпение лопнет, – голос Олега посуровел, и в нем уже не звучало язвительных интонаций. – Еще лишь слово…

– Далась тебе эта… – Мигель употребил непечатное слово. – Хотя… Наверно, вы – идеальная пара. Убийца и шлюха. Недаром ты на ней свихнулся.

– Лестно… – уронил Рыков. – Но делаю тебе последнее предупреждение. Меня твои комментарии не интересуют. Ты поедешь к ней и убедишь – уж не знаю как… будь обаятельным, ты это умеешь… Ты убедишь ее ехать в Москву – как можно быстрее. Иначе Анна умоется кровью. Ты меня понял?

Неужели у него нет выхода? Мигель не мог в это поверить.

– Ты меня понял? – повторил Рыков. – У меня нет времени на твои мелкие нравственные терзания. Последний раз…

– Понял, – загробным голосом уронил Мигель.

– Так-то лучше, – проворчал Рыков. – К сожалению, ты не можешь отправиться прямо сегодня – если ты не в курсе, в Париже транспортный коллапс – бастуют все, кому не лень…

– Что? – оторопел испанец. – Ты о чем?

– Еще три дня из Парижа не улететь и не уехать, – раздраженно сказал Олег.

– Но забастовка кончится через трое суток, и чтоб духу твоего здесь не было.

– Когда-нибудь… – угрожающе проговорил Мигель, серый от ярости. – Когда-нибудь я всажу тебе пулю в голову. С наслаждением.