– Я – тот самый недоверчивый мерзавец, из-за которого вам пришлось крутить это несметное количество фуэте, – заявил он. – Но, надо отдать вам должное, утерли вы мне нос…

– Вы – член Попечительского совета Гарнье? – ахнула Анна. Так вот почему этот голос ей показался таким знакомым! Хорошо еще, она не дала волю эмоциям и не выплеснула на его голову весь ушат своего гнева – не видать ей тогда ангажемента.

– Это так, – кивнул он. Светлоглазый антиквар, казалось, был смущен, но Анна не могла избавиться от чувства, что все его смущение – маска и не более того. Его губы были строго сомкнуты, но уголок рта чуть подрагивал в невидимой глазу усмешке. Решительно, на него невозможно сердиться.

– Вы простите меня? – он почувствовал, что Анна уже готова сдаться.

– Боюсь, у меня нет выбора.

– Выбор есть всегда, – обезоруживающая улыбка осветила его лицо. – Вы можете встать и уйти, и я вас больше никогда не потревожу – ну, может, только цветами на премьеру. А можете протянуть мне руку и сказать – мы друзья, Франсуа.

Анна молчала. Ей до жути не хотелось, чтобы этот самоуверенный нахал так легко отделался. Она наморщила нос.

– Ну, допустим! Но кто поручится, что вы и сейчас меня не обманываете! Вы знаете обо мне все, я о вас – ничего. Это нечестно!

– А что вас интересует? – поднял он бровь.

– Ну, хотя бы ваша фамилия, откуда вы, если говорите, что не француз…

– Моя фамилия Фицджеймс.

– Вы англичанин? – изумилась Анна. – Вот уж никогда б не подумала!

– Меня с трудом можно назвать англичанином.

– Как так?

– А вот так… Во мне меньше всего английской крови – а уж намешано много чего… Лучше и не разбираться.

Анна покачала головой:

– Человек-загадка… Где же вы живете?

– Как где? – совершенно искренне удивился он. – В Париже. Последние двадцать лет практически здесь только и живу. Иногда неотложные дела требуют моего присутствия за пределами Франции.

– Какие дела? – поинтересовалась Анна.

Он безмятежно улыбнулся:

– Неотложные. Итак, как насчет кофе, милая русская балерина? Ma jolie ballerine russe?

– Почему бы и нет? – Анна поднялась со скамейки. – Но я в этом месте впервые. Вы знаете здесь какое-нибудь кафе?

– Прямо под нами, – сказал он.

… – Ты когда-нибудь слышала про антиквара по имени Франсуа Фицджеймс? – спросила Анна у Жики за ужином. Жики оторвалась от бокала вина и поставила его на стол.

– Как ты сказала? Фицджеймс? – Жики задумалась, но мгновение спустя покачала головой. – Среди крупных такого имени не встречала. Может, мелкий какой торговец…

– Да нет, – Анна отложила приборы. – С часами за девятьсот тысяч долларов? Ах нет, за миллион. Плюс страховка.

– Сколько? – Жики поперхнулась. – Где ты его откопала?

– Он член Попечительского совета Парижской Оперы, – озадаченно вздохнула Анна.

– Надо попросить у Моник список, – решила Жики. – Моник знает все на свете и всех на свете.

– Да, не сомневаюсь, – улыбнулась Анна. – Наверняка уж она-то его знает… Я хотела вот еще о чем с тобой поговорить…

– О чем же?

– Теперь у меня надежный контракт и приличный заработок, – Анна накрыла рукой сухую ладонь Жики. Та, однако, резко ее отдернула.

– Я все поняла! Ты опять решила завести разговор о том, что тебе надо жить отдельно от меня!

– Сколько же мне злоупотреблять твоим гостеприимством, Жики! – всплеснула руками Анна. – Я не могу все время жить у тебя. Я должна снять себе квартиру!

– А я тебе уже не нужна? – старая тангера поджала губы. – Ты бросишь меня одну? Особенно сейчас, когда не стало Люсьены! Да я тронусь здесь от одиночества!

– Но у тебя же еще есть Софи, – робко попыталась возразить Анна.

– Эта выжившая из ума Софи! – в сердцах рявкнула Жики. – Она иногда забывает, как ее зовут. С ней даже поговорить не о чем!

– Ш-ш… – испуганно оглянулась Анна. – Она услышит.

– Пускай слышит! Значит, ты решила меня бросить!

– Да не хочу я тебя бросать. – Анна уже была не рада, что затеяла этот разговор. – Я хочу, чтобы ты чувствовала себя свободнее.

– Чушь! – грозно произнесла дива. – Сейчас же скажи, что никуда не уедешь! И что не будешь искать себе квартиру. А когда я умру…

– Что ты говоришь, Жики! – воскликнула Анна.

– А когда я умру, – упрямо продолжила Жики, – я эту квартиру оставлю тебе.

– Ага, – фыркнула Анна. – И разоришь меня на налогах! Не вздумай! И хватит об этом. Клянусь, не буду искать квартиру.

– То-то же, – проворчала тангера себе под нос. – Ишь, чего надумала…

В это время в домофон позвонили. Анна краем уха услышала, как Софи открыла входную дверь, с кем-то переговорила, затем дверь хлопнула, и спустя несколько мгновений Софи вошла в гостиную с длинным кожаным футляром благородного шоколадного цвета, с витой металлической ручкой и замками из темной латуни.

– Что это? – подняла брови тангера.

– Для мадемуазель Анны, – коротко ответила горничная и протянула футляр растерянной Анне. Взгляд молодой женщины упал на логотип, тисненный на кожаной крышке.

– Кажется, я знаю, что это, – прошептала она и щелкнула двумя изящными замочками.

На бархатном черном ложе благородно мерцал небесно-голубой шелк и переливалась драгоценная ручка, обтянутая золотым кружевом…

– Позвони Моник, – еле слышно проговорила Анна. – Пожалуйста, Жики.

Тангера взялась за телефон. Несколько минут пылких приветствий, затем коротко заданный вопрос и столь же короткий ответ. Жики положила трубку.

– В Попечительском совете Opera de Paris нет антиквара по имени Франсуа Фицджеймс…

Август 2012 года, Лондон

…Катрин еще раз придирчиво осмотрела стол, накрытый в гостиной. В центре возвышался капустный пирог, ее гордость – пышный, золотистого цвета, источавший уютный и густой аромат. Тересу она отпустила и все готовила сама – гость, которого они с Сергеем ждали, был особенно им дорог.

Антон позвонил пару дней назад и сообщил, что приедет в Лондон на три дня по делам холдинга. Он предложил встретиться в ресторане, но когда Сергей передал приглашение Катрин, она возмутилась – чтобы не принять лучшего друга у себя дома – это ни стыда, ни совести не иметь. Она настояла, чтобы Антон пришел к ним на Куинс-гейт, и чуть не поссорилась с Сержем, который попытался возражать – мол, зачем ей все эти хлопоты на кухне, когда можно чудесно провести время в ресторане. Она слышать ничего не хотела – и вот стол накрыт, она одета подобающе случаю, причесана, накрашена – беспристрастное зеркало отразило ее прелестный облик. Катрин еще раз провела щеткой по блестящим каштановым волосам и поправила выбившуюся прядь.