Автомобиль, рванув вперед, все больше удалялся от коттеджа. Руки Мэнкса были прижаты к лицу. Руль постоянно двигался из стороны в сторону, удерживая «Роллс» на дороге. Вейн прищурился, следя за ним. Он сильно ущипнул себя за щеку, но боль не прояснила зрения. Машина управлялась самостоятельно, потому что пряничный дым вызывал у него галлюцинации или… Но никакого «или» в этой цепочке размышлений не было. Ему не хотелось думать о каком-то «или».

Вейн повернул голову и посмотрел на овальное заднее стекло. Он бросил последний взгляд на озеро под низким пологом тумана. Вода выглядела гладкой, как лист только что отлитой стали – как лезвие ножа. Если его мать была там, он не видел следов ее существования.

– Бинг, загляни в бардачок. Думаю, ты найдешь там ножницы и пластырь.

– Хотите, чтобы я отрезал себе язык? – с надеждой спросил Человек в противогазе.

– Нет, я хочу, чтобы ты перевязал мне голову. Конечно, если не собираешься сидеть и смотреть, как я истекаю кровью. Наверное, это будет зрелищный спектакль.

– Нет! – в ужасе закричал спутник Мэнкса.

– Ладно. Позаботься как следует о моем ухе и голове. И сними противогаз! Невозможно говорить с тобой, пока ты носишь его.

Голова маленького мужчины появилась из-под маски с громким хлопком, похожим на звук пробки, выдернутой из бутылки вина. Его лицо раскраснелось и пылало. Крупные слезы стекали по его дряблым дрожащим щекам. Он покопался в бардачке и вытащил рулон хирургического пластыря и маленькие серебристые ножницы. Расстегнув молнию курки, он выставил наружу грязную белую майку и волосатые плечи, напоминавшие седую спину гориллы. Бинг нарезал полосы из майки и застегнул спортивную куртку.

Поворотник замигал. Машина замедлилась на сигнал СТОП и затем повернула на магистральное шоссе.

Бинг взял в руки длинные полосы майки. Он аккуратно сложил одну и приложил ее к уху Мэнкса.

– Придержите здесь, – сказал Бинг и самым жалким образом икнул.

– Хотелось бы знать, чем она порезала меня, – произнес Мэнкс.

Посмотрев назад, он встретил взгляд Вейна.

– У меня, знаешь ли, давняя ссора с твоей матерью. Общение с ней похоже на драку с мешком кошек.

– Чтоб ее личинки ели, – сказал Бинг. – Чтоб они слопали ее глаза!

– Фу, какой отвратительный образ.

Бинг обмотал длинные полосы майки вокруг головы Мэнкса, закрыв ими прокладку около уха и рубец на лбу. Он начал закреплять бандаж кусочками хирургического пластыря.

Мэнкс все еще смотрел на Вейна.

– Ты что-то притих. Ничего не хочешь мне сказать?

– Отпустите меня, – попросил Вейн.

– Конечно, отпущу.

Они промчались мимо закусочной «Зеленая ветвь», где этим утром Вейн и его мать заказывали себе завтрак с сэндвичами. Утро вспоминалось, как полузабытый сон. Неужели, проснувшись, он видел тень Чарли Мэнкса? Кажется, видел.

– Я знал, что вы придете, – сказал Вейн.

Он был удивлен, услышав свой голос.

– Знал весь день.

– Трудно удержать ребенка от мыслей о подарках в ночь перед Рождеством, – сказал Мэнкс.

Он подмигнул Бингу, который в это время закреплял пластырем очередную полоску майки.

Рулевое колесо мягко покачивалось из стороны в сторону, машина следовала изгибам шоссе.

– Ваш автомобиль едет самостоятельно? – спросил Вейн. – Или я вижу это, потому что он брызнул мне в лицо какой-то газ?

– Ты много болтаешь! – закричал на него Бинг. – Кто будет молчать, потом не станет кричать! Поиграй в игру «молчок», сохранишь свой язычок!

– Когда ты перестанешь говорить об отрезанных языках? – возмутился Мэнкс. – Я начинаю думать, что у тебя навязчивая идея. Я беседую с мальчиком. Мне не нужен тут рефери.

Пристыженный Бинг повернулся, чтобы взять новую полоску пластыря.

– Ты не видишь галлюцинаций, и машина не ездит сама по себе, – сказал Мэнкс. – Автомобилем управляю я. То есть я являюсь машиной, а она представляет собой часть меня. Это настоящий «Роллс-Ройс» «Призрак», выпущенный в Бристоле в 1937 году. Он был привезен в Америку в 1938 году и входит в число других пятисот машин, которые имеются на этом берегу. Еще эта красавица служит расширением моих мыслей и может возить меня по дорогам, существующим только в моем воображении.

– Вот, босс, – произнес Бинг. – Все приладил.

Мэнкс рассмеялся.

– Чтобы все приладить, нам нужно вернуться и обыскать лужайку той женщины. Отыскать хотя бы несколько кусков моего уха.

Лицо Бинга сморщилось. Его глаза сузились до щелочек. Плечи приподнялись и задергались в безмолвных рыданиях.

– Но он брызнул мне что-то в лицо, – напомнил Вейн. – Что-то, пахнущее как пряники.

– Он просто хотел, чтобы ты расслабился. Если бы Бинг использовал этот препарат правильно, ты бы уже мирно дрых в глубоком сне.

Мэнкс бросил холодный презрительный взгляд на своего спутника.

Вейн подумал над его словами. Процесс обдумывания походил на перемещение тяжелых ящиков по комнате – слишком много напряженных усилий.

– Почему же вы не воспользуетесь Пряничным ароматом, чтобы немного поспать? – спросил Вейн.

– Хм? – воскликнул Мэнкс.

Он посмотрел на свою белую шелковую рубашку, ставшую алой от крови.

– Оставаясь в заднем купе, ты как бы находишься в карманной вселенной. Я не позволяю вещам оттуда переходить в переднюю часть.

Он тяжело вздохнул.

– Эту рубашку уже не сохранить. Я чувствую, мы должны объявить о ней минуту молчания. Она изготовлена фирмой «Риддл Макинтайр». Этого лучшего производителя на Западе не существует вот уже сто лет. Джеральд Форд не носил рубашек, кроме тех, что были выпущены фирмой «Риддл Макинтайр». А эту вещь я могу использовать только как ветошь для очистки шасси и деталей двигателя. Говорят, что кровь не смывается с шелка.

– Кровь не смывается с шелка, – шепотом повторил Вейн.

Это утверждение, казалось, имело эпиграммное свойство и ощущалось важным фактом.

Мэнкс спокойно рассматривал его с переднего сиденья. Вейн в ответ уставился на высокого мужчину через полосы света и темноты, как будто облака то открывали, то закрывали солнце. Но ночью солнца не было. Эта пульсирующая яркость существовала в его голове – за глазами ребенка. Он находился на грани шока – в том месте, где время шло по-другому, рывками, замирая на месте и снова прыгая вперед.

Он услышал далекий, сердитый и настойчивый вой. На миг ему показалось, что кто-то кричит. Он вспомнил, как Мэнкс бил его мать серебристым молотом. Мальчик подумал, что, возможно, заболел. Но когда звук усилился и приблизился к ним, он узнал в нем полицейскую сирену.