а за валами сухой дол, то есть, нет водной преграды.

Ровно в 23.20 по команде полковника Козыря взвод бесшумно выскользнул из укрытий. Планировалось, что атака, как можно дольше будет проходить в тишине. Передвигались короткими перебежками, огибая воронки. Весь путь шел через картину ожесточенной борьбы, шедшей уже несколько дней. Здания были в основном разрушены, и дороги покрывал битый кирпич, мертвые тела, наши и немецкие, мертвые лошади. Тягостное зловоние от пожаров и трупов было всепроникающим.

Начало движения групп немцы проворонили. А когда опомнились, то вести прицельный огонь по штурмующим помешали заранее приготовленная группа прикрытия. Она располагалась в Белом Дворце. Это были пулеметчики лейтенанта Осинцова. При первых же выстрелах с немецкой стороны, они открыли шквальный огонь. Полутораметровые кирпичные стены Кольцевой казармы пробить они конечно не могли, но высунуться гитлеровцам не давали.

Под огнем пулеметчиков бойцы подобрались к оконным проемам казармы. По стенам фонтанчиками кирпичной пыли отмечались свинцовые попадания. По команде Шугурова практически одновременно десять бойцов забросили каждый по две «лимонки» в проем. Прогремели взрывы. Сразу же, те, кто был под окнами, развернулись лицом к штурмовикам, упершись спинами в стену, скрестили перед собой руки. Одна нога на скрещенные руки, вторая на плечо и следующим рывком бойцы влетали в проемы, открывая на ходу огонь из автоматов.

Немцы защищались упорно. Завязался ожесточенный бой. Но в рукопашную пока не переходил. Тактика была проста до гениальности. В проем летят одна-две гранаты. Взрыв. Следом «прошивка» помещения из автоматов и ручных пулеметов. Если не удавалось подавить ответный огонь, процедура повторялась. Через двадцать минут все было кончено. В столовой комсостава лежали убитые.

Вторая группа Кудинова слева также завладела с боем одно из помещений Кольцевой казармы. Весь путь до казармы он стремился держать группу вместе, одним кулаком, и сам двигался в середине группы. Сам участвовал в заброске гранат в проемы стены.

До прямого боевого контакта дойти пока не пришлось. Сейчас наступал важный момент. Предстоял бросок от Кольцевой казармы к реке Мухавец и форсирование ее под огнем противника, занявшего позиции на противоположном берегу. Кудинов показал Возякову пулеметные расчеты. Согласовав действия с Шугуровым, бойцы по команде короткими перебежками, из Трехарочных ворот, бросились вперед.

***

Группа Мамина выскользнула из грязного, забитого землей прохода около Волынского форта. Они сразу же столкнулись с бойцами из группы Кудинова. Первым их увидел Поярков и это спасло ситуацию. Он жестом дал себя обнаружить и тут же перекатился в сторону. А в том месте, где он стоял, взвилась фонтанчиками земля.

Через «мать-перемать» быстро разобрались, что свои. Это не было чем-то необычным в ситуации Брестской крепости. И своих и чужих здесь можно было встретить где угодно.

Часть солдат, во главе с Шугуровым, как и планировалось, приблизились к мосту через Мухавец. Другая группа, к которой присоединились Мамин, Поярков, Стебунцов, Летун и Лиза со Славкой низиной у самой воды добежали до вала. С ними было человек 10-12. Часть бойцов залегли на валу справа и открыли огонь, а остальная часть побежали по берегу реки Мухавец дальше. Группы у моста должны были огнем отвлечь немцев и тем самым помочь выйти остальным.

Объясняться, кто такие, долго не пришлось. Перед выходом Козырь сказал Кудинову, что по последней радиосвязи с вокзалом те пошли на прорыв. Но группа того самого Мамина, по душу которого собиралось совещание вечером 21 июня, идет через трубопроводы на Волынский вал. То есть туда, где планирует прорываться группа Кудинова.

– Встретишь если, передай, что многих ребят спас он письмом. В общем, Спаси Бог! – сказал, прощаясь, полковник.

Заняв позиции перед рекой для форсирования, Кудинов наблюдал за действиями группы Шугурова. Тот, одним из первым, перебежал через мост, несмотря на обстрел. Первая задача была выполнена удачно. Перебравшись через вал, его бойцам открылась большая видимость. Метров за 400-500 были расположены комсоставские дома. Один дом был занят немцами, а во втором находились наши. Бойцы Шугурова начали стрелять по окнам, откуда высматривали фашисты, те в свою очередь открыли огонь по ним. Немецкие наблюдатели быстро обнаружили группу и открыли ураганный огонь, были высланы даже самолеты. Кудинов понял. Двигаться дальше этой группе было немыслимо.

Возяков и несколько раненых бойцов из кавэскадрона хотели перебежать к комсоставским домам через плац, а затем через Восточные ворота попытаться вырваться из крепости, отводя внимание от группы Кудинова. Когда они вышли на открытую площадку, их обстреляли со стороны вала из минометов. Раненые стали отползать к реке. Убитые и тяжелораненые остались там. Майор, сжав губы, наблюдал, как поливают огнем площадку. Возяков нагнулся оказывать помощь раненому. Немцы в это время усилили огонь из минометов и взрывом тела обоих разметало. Когда дым рассеялся, на месте где только что были лейтенант и раненый боец, зияла воронка.

Часть раненых стали отползать к реке. Под огнем они переплывали реку, кому удавалось, и обратно вернулись в район обороны.

– Лейся, песня, на просторе,

Не скучай, не плачь, жена.

Штурмовать далеко море

Посылает нас страна.

Услышал Мамин знакомый тенорок. Пошаря взглядом, он вычислил источник.

– Сема, братуха, ты шо-ли? – раздалось сзади.

Мамин повернулся.

– Товарищ капитан? – раздался удивленный голос Сашко. – Зараз приятно вас наблюдать. Що вам такого пожелать, шобы потом не сильно завидовать, – Сашко полз с неизменным ППСом за спиной и чувством юмора.

Стебунцов подскочил к Лившицу. Он был тоже рад встрече. Лившиц произвел на Семена сильное впечатление, особенно в истории с пеной на губах.

– Ты как здесь? – спросил он.

– Молодой человек оденьте уже глаза на морду. Посмотрите на этот фейерверк и ужаснитесь. Разве мог я пропустить такой майданчик, – ответил Лившиц. Сашко увидел Лизу, прижимавшую к себе мальчика.

– Да вы тут всем семейством. Шо за фортель, товарищ капитан, не жалко пегасика? – Сашко указал на Славку.

– Долго рассказывать, Сашко. Старшина тоже здесь? – спросил Мамин.

Лившиц поменялся в лице. И сказал серьезно:

– Апанаса убило. Три дня назад. На границе, – добавлять ничего не стал, молча, пополз дальше.

Перед глазами Мамина и его товарищей разворачивалась душераздирающая сцена переправы, когда немцы методично, как в тире, разрезали из пулеметов и автоматов воду вокруг голов тонущих, израненных, но все еще не добитых людей. В его душе перевернулось что-то, до этой последней минуты все еще не желавшее окончательно переворачиваться, он испытал не желание, нет, а потребность быть сейчас там, среди них, стрелять в ответе изо всех сил, бросаться в рукопашную и рвать зубами, как зверь.

За последние трое суток Мамин увидел столько мертвых русских солдат, что преклонение перед их мужеством, силой