дела у меня… – Я вспомнил про флистер, который болтался на поясе, и подумал, не стоит ли им воспользоваться. Но никак не мог решиться.

– Я помню, – кивнул майор.– У вас там ещё ограбление местных жителей запланировано при помощи лопаты.

Я вдруг ощутил, как мои руки оказались за спиной, и на запястьях защёлкнулись наручники.

– Да не подделывал я документы, – бормотал я. – И про лопату у продавщицы спросите вон в том супермаркете, – я мотнул головой влево, но внезапно понял, что на месте супермаркета стоит кривенькая постройка, напоминающая самолётный ангар.

Тут меня подтолкнули вперёд резким толчком в спину.

– Шнеллер! – приказал Покобатько. – Немцы ему, вишь, не нравятся. Надо бы ему, товарищ майор, ещё за шовинизм подкинуть годков семнадцать.

– Разберёмся, – спокойно сказал майор, передавая пачку моих документов капитану.– Идите, не сопротивляйтесь. А то и пожизненное получите за попытку побега.

– Какого побега? – возмутился я. – Я что, в тюрьме?

– И лишим довольствия за разговорчики в строю, – добавил Покобатько, ещё раз пихнув меня в спину.

Я вздохнул и поплёлся вперёд.

Мы свернули на узкую тёмную улочку, потом в переулок, затем в подворотню, и оказались в грязном дворе, зажатом между четырёх крошечных кособоких домов старой постройки. В один из них, в железную крашеную коричневой краской дверь, меня и втолкнули.

– Ты, Покобатько, оформляй пока, – сказал майор, вводя меня в клетку справа от входа и снимая наручники. Он отобрал у меня сумку, швырнув её на стол, за который уселся Покобатько, затем запер клетку и пошёл дальше по коридору.

Я прильнул к решётке, глядя на капитана, который разложил перед собой папки с документами и принялся рыться в моей сумке своими огромными морщинистыми лапищами.

– Так-с, гражданин Ясоний… И что мы имеем? Фонарик пластмассовый, дрянной, никто не позарится – одна штука. Калькулятор китайского производства, сильно б/у – одна штука. Моток верёвки – эге! – прочная, не фуфло – одна штука. Интересный у нас получается наборчик, а?

Пока он бормотал, я всё думал, как бы мне применить флистер, который так и висел у меня на поясе. Молча пристрелить капитана? Жалко всё-таки, да и как потом клетку открыть? Пригрозить, чтобы выпустил? Позовёт на помощь…

– Давайте свою биографию, задержанный, – сказал Покобатько. – Где и когда родились, с кем в связях состояли, у кого лечились?

– Я это… – произнёс я. – В Москве родился, в одна тысяча девятьсот девяносто первом году. В связях ни с кем не состоял, лечился у стоматолога, могу доказать, вот пломба…

– Так-так, – ухмыльнулся Покобатько. – Я подозревал, что вы не местный, из другого времени. Я всё удивлялся, зачем вам лопата понадобилась. У вас там, в будущем, небось, приличной лопаты-то и не найдёшь, одни роботы картонные.

– В будущем? – переспросил я. – А у вас какой же год?

– Тысяча семьсот шестьдесят первый, – сказал Покобатько. – Но вопросы здесь я задаю. Ладно, всё с вами ясно. Будем писать.

Он раскрыл папку и стал диктовать сам себе, медленно водя ручкой по бумаге.

– Постановляю осудить гражданина Ясония В.К. неизвестного роста, веса и полу, родившегося в Москве, за совершение нижеследующей совокупности преступных деяний…

– Как это неизвестного роста? – возмутился я. – Сто восемьдесят сантиметров! Померяйте!

– Первое, – продолжал Покобатько. – Проникновение на территорию настоящего времени с целью диверсионной работы, доказательством чего служат моток верёвки и фонарик, утерянные при задержании. Второе. Нанесение тяжких телесных повреждений, несовместимых с жизнью, неизвестным науке лицам, о чем свидетельствует лопата, приложенная к делу, но также впоследствии утраченная. Третье. Подделка документов, что очевидно из того, что номера их не соответствуют, а указанная в них фамилия Ясоний является крайне подозрительной. Четвёртое. Несмотря на произносимый словесный бред, подследственный отказывается признаваться в лечении от психических заболеваний и нагло показывает зубы. Пользуясь принципом прибавления более мелкого наказания к более крупному, подсудимому выносится приговор – пятьдесят пять лет лишения свободы в камере без окон и дверей, без права приёмы воды и пищи и исправления прочих естественных потребностей. Приговор подлежит исполнению начиная со вчерашнего дня, поскольку существование подсудимого в более ранние сроки судом не доказано.

– Э!– крикнул я. – Гражданин капитан! Это уже произвол! Какой суд? Я не вижу тут никакого суда.

– Замолкни, – ответил Покобатько, неожиданно перейдя на «ты». – Приговор я вынес – значит, я и есть суд. Вот, сейчас имена присяжным придумаю и за них подпишу. Мы всегда так делаем.

– Ну, вот что, – сказал я злобно, снимая флистер с предохранителя и направляя на капитана – Мне это надоело. А ну быстро выпустите меня! Я не шучу.

– Ага, – ухмыльнулся Покобатько, вставая из-за стола и делая пару шагов в мою сторону. – Бунтовать вздумал? Ну, смотри, а то ещё два пожизненных набавлю. Я всё ждал, когда же ты свой пистолетик игрушечный поднимешь. Давай, стреляй.

Я стиснул зубы и пальнул ему прямо в жирный живот.

Сгусток зеленоватой энергии выскочил из ствола и разлетелся в мелкие брызги за несколько сантиметров до Покобатько.

– Что, съел? – злорадно произнёс он.– Думал, мы лыком шиты? У нас тут всякие ходят, и из будущего, и из прошлого. У нас тут у всех, кто не промах, давно аппаратики есть – защитное поле создавать. Я у вашего хмыря за пакет ирисок выменял. В будущем их, видать, не делают.

Я сник и опустил пистолет.

– Короче, за попытку моего повторного смертоубийства, – сказал Покобатько, – ещё добавляется тебе семьсот шесть лет, итого семьсот шестьдесят один.

– Может, вам заплатить? – взмолился я. – У меня тысяча рублей есть!

– Мне ваши бумажки ни к чему, – гордо заявил капитан, поджав нижнюю губу и пошевелив ушами. – Для меня справедливость важнее. Прощай, шпионская морда!

Он нажал пару кнопок у себя на столе, и подо мной внезапно провалился пол. Я полетел вниз, в длинную металлическую трубу, и понёсся по ней, ударяясь об стенки на поворотах, безуспешно стараясь зацепиться за стыки, пролетая многочисленные развилки, пока, наконец, не свалился на земляной пол в абсолютно тёмном помещении. Дыра в низеньком потолке, из которой я выпал, мгновенно затянулась, а я поднялся и принялся щупать стены вокруг. Со всех сторон меня окружал бетон, и я понял, что нахожусь в небольшой сырой каморке, где мне предстояло провести семьсот с лишним лет. Я опустился на пол в углу и начал считать про себя, пытаясь успокоиться.

Когда я досчитал до ста, то заметил, что в паре метров передо мной на полу светится небольшой зелёный предмет. Видимо, микроорганизмы, питающие флистер, так реагировали на темноту.

Я взял флистер, прижал к себе и лёг на пол, решив поспать.