— Брианна не может бросить нуждающихся в ее покровительстве. Она должна была уберегать тебя, как когда-то уберегла и меня. И мы до последнего верили, что правильно воспитали тебя, наше дитя... что ты не можешь стать дурным человеком…

   — Но я… я не дурной человек… — начала было я и замолчала.

   Когда-то я точно знала, что есть хорошо, а что — плохо, и жить с этим пониманием было легко и просто. Но теперь я постоянно ходила по тонкой грани, которую отвела мне совесть.

   Могу ли я называть себя хорошим человеком, помня, как поднимала кости безымянных покойников на кладбище, как убивала людей, как покалечила конюха? Я выдохнула и посмотрела на маменьку.

   Она была так хрупка в этом пышном платье, с ее тонкими скулами и большими глазами цвета прозрачного меда.

   — Даже если я и стала дурным человеком, то только ради того, чтобы защитить своих близких, — твердо сказала я. — Если бы я могла рассказать тебе все… Мама, попытайся мне поверить, дай возможность доказать, что я…

   Пламя, плясавшее в камине, вдруг вспыхнуло белым и исчезло с легким серым дымом.

   Маменька вскочила, и мы крадучись, с опаской подошли к углям. На них лежала записная книга, целая и невредимая, будто и не было никакого огня.

   Мама медленно поднесла к ней руку, и я не стала этому мешать.

   — Она холодная, — с удивлением прошептала она. — Проклятье, как же избавиться от этой напасти?!

   — Прошу, мама, послушай меня. Эти записи, они…

   Маменька вытащила блокнот и сунула его под подмышку.

   — Кларисса, — вкрадчиво и зло сказала она. — Мы с отцом никогда не проявляли к тебе строгости, о чем я уже горько жалею. Не желаю даже слушать, какая кривая дорожка могла подбить твою излишне стремящуюся к сомнительным знаниям голову на подобное. На свете нет ни одной стоящей причины, чтобы честный человек занимался темным ремеслом. В твоем возрасте вполне естественно преувеличивать проблемы и совершать ошибки, но это… ты, что, совсем забыла, кто твой жених?! Ты собираешься окончить жизнь на костре?! Этот дар — дрянь, смерть и мрак! Если бы ты не уезжала, я бы до самой свадьбы заперла бы тебя дома неотлучно от себя. Надеюсь, теперь ты раз и навсегда выкинешь эту… мерзость из своей головы. Иначе можешь считать, что у тебя больше нет матери.

   Она перехватила блокнот поудобнее и прикрыла его шалью. Громко хлопнувшая за мамой дверь стала жирной точкой в нашем разговоре.

   Остаток сборов прошли смазанным пятном, то ли из-за ссоры с маменькой, то ли из-за колоссальной дозы успокоительного, которым напичкала меня Анни. Я почти не чувствовала, как она, вынимая из моих пальцев чашку, положила руку на змейку, чтобы отбалансировать браслет, пока мы ненадолго остались одни.

   Как там говорят простолюдины, перед смертью воды впрок не напиться? Любая магическая активность подле государя отслеживалась самым тщательным образом, и вряд ли Анни удастся помочь с помолвочным браслетом, когда я буду рядом с Римерием и Отисом.

   В то время, когда я переодевалась в дорожный костюм, мне поочередно подали два письма. Отправителем первого значилась Элина, которая, вероятно, хотела обсудить детали предстоящей свадебной церемонии. А второе послание, если бы не успокоительное, я бы тотчас же сожгла, но апатия не дала прорваться шевельнувшейся злости.

   Надо же, Энтон Корре, наконец, вспомнил обо мне. Наверняка, мой родственничек гладко изложил свою чудесную версию произошедшего, где он обеляет себя и находит оправдания тому, что так и не пришел на помощь, пока из меня собирались сделать драурга.

   Читать оба этих письма желание отсутствовало, и я, не распечатывая конверты, сунула их в одну из шкатулок, которую затем, среди прочих, отнесли к карете.

   К обеду погода испортилась, и по крыше забарабанил дождь, грозящий перейти в ливень. Отис, все это время ждавший меня внизу, заботливо накинул плащ на мои плечи.

   Как я и опасалась, маменька прощаться со мной не пожелала, сославшись на сильнейшую мигрень, чем ранила мое сердце. Крепко обняв отца, я вышла из родного дома, спустилась по мраморным ступеням и оглянулась.

   Под потемневшим небом краски померкли, до боли знакомые стены, мокрые от дождя, теперь казались серыми, холодными и чужими. Предчувствие, что я еще очень нескоро сюда вернусь, заставило сжаться под плащом. Если бы только я могла повернуть время вспять…

   Тонкая белая нить пронзила небо, и через несколько мгновений прогремел гром. Отис потянул меня за локоть, и я покорно пошла вперед, понимая, что не стоит оттягивать неизбежное.

   Анни, съежившаяся, как промокший воробей, последовала за нами и явно едва сдерживалась, чтобы первой не нырнуть в тепло кареты, опережая нерасторопных господ.

   — Все к лучшему, — первый прервал молчание Отис. — Кстати, тот маньяк, взбудораживший всю Эргу и ее окрестности, до сих пор не пойман... Нет, к Вернису эту столицу… К Вернису! Нас ждет горячее вино со специями и превосходный ужин. Никакие заботы и страхи более не коснуться моей прелестной невесты.

   Я через силу заставила себя улыбнуться.

Тяжелые свинцовые тучи застилали небо. Над головой стучали крупные частые капли, разбиваясь о едва видимую магическую преграду, которую заменяла крышу небольшому узкому балкончику, выходящему во внутренний двор замка. В воздухе, пропитанном влагой, чувствовался тот звенящий аромат, который бывает после грозы.

   В этом году весна выдалась на редкость дождливой. С того самого дня, как я покинула отчий дом и все полтора месяца, что здесь находилась, ливни с грозами шли каждый день, лишь ненадолго уступая солнцу. Оно проглядывало в прорехи серой пелены, торопливо насыщая теплом мокрую землю, но не успевало даже подсушить разлившиеся лужи.

   Солнечные лучи жадно пожирала тучевая гряда, и все начиналось вновь: затяжной обильный ливень, белые всполохи на небе, раскатистый гром и после несколько часов обманчивой тишины.

   Чем мрачнее становилась погода снаружи, тем больше казалась неподходящей атмосфера, что поселилась внутри моей новой обители.

   Каждый день мы пили вино, за бутылку которого удавился бы и заядлый коллекционер. Вечером оно лилось рекой, и хотя сам государь больше при мне не притрагивался к нему, Отис и Аделина представляли серьезную угрозу сохранности местного винного погреба. Ужин неизменно перерастал в веселый вечер с танцами и разговорами допоздна. Когда беседа иссякала, Отис развлекал нас магическими фокусами или недавно приобретенными диковинками.

   Я всегда считала, что моя семья ни в чем себе не отказывала и могла позволить всевозможные изыски, но, как оказалось, ошибалась. Та еда, которую нам подавали к столу, предвосхищала все гастрономические фантазии. Продукты государю доставляли буквально со всех концов материка, и я впервые в жизни попробовала огромных моллюсков с кислым соком фрукта, больше похожего на ежа чем на плод, рыбу, чью морду природа создала длинной тупой иглой, странные сладкие синие корнеплоды, запеченные на манер картошки.