Увы, прекратить мои кошмары не было во власти Отиса, как бы он этого не желал.

   Я почти не ощутила, как его губы коснулись моих пальцев.

— Что же делать… что делать?!

   — Выпей еще чаю с травами, — тихо ответила Анни. — Пока остается лишь смириться с тем, что уготовила нам судьба.

   Я, игнорируя необходимость вести себя благоразумно, металась по комнате раненой птицей. Все слезы были выплаканы, сидеть на месте оказалось невыносимо, как и участвовать в сборе вещей, которые я возьму с собой.

   В итоге всем распоряжалась Анни. Она руководила двумя служанками, которые торопливо вынимали одежду из шкафа и складывали их в аккуратные стопки. Собранный ларец с украшениями уже стоял готовый к тому, чтобы его унесли.

   — Госпожа… госпожа, — тихо позвала меня друидка, покосившаяся на суетившуюся прислугу. — Какие-то снадобья, алхимические ингредиенты будут нужны вам в вашей поездке?

   Я уставилась на нее, поначалу не понимая услышанных слов, затем медленно кивнула.

   — Да. Нужны. Я соберу их сама, чтобы никто ничего не напутал.

   Вышла из спальни, плотно закрыв за собой дверь. Смерть Опал и решение Отиса лично заняться моей защитой выбили меня из колеи, и я едва не забыла про зелья виденья. Изготовить их там, на месте, вряд ли представиться возможным.

   Я сгребла все имеющиеся у меня в ящике пузырьки и запихнула их в одну из пустых шкатулок. Сверху положила тоники и несколько обезболивающих эликсиров, которые использовала, когда у меня болела голова.

   Затем, подумав, извлекла записной блокнот по некромантии. Брать его или нет, я пока не решила. Насколько действенны защитные чары записной книги против мастеров своего дела, я знать не могла, но мой враг — сообщество некромантов, а эти записи могут помочь придумать, что делать дальше.

   Дверь, ведущая в коридор, распахнулась, и я от неожиданности выронила блокнот.

   Шелестя юбками, внутрь прошла маменька. Ее обычно безукоризненная прическа растрепалась, болезненный румянец горел красными пятнами на бледном лице.

   — Дорогая… дорогая, как ты?

   Не давая мне наклониться, чтобы поднять записи, она крепко меня обняла. Я ощутила c детства знакомый аромат цветочных духов и, чуть всхлипнув и обо всем забыв, прижалась, как маленькая девочка, к ее груди.

   Мама гладила меня по голове, и с ее губ успокаивающей музыкой слетали ласковые слова, обволакивающие приятным теплом.

   Наконец, она отстранилась, и я утерла слезы.

   — Маменька… я так переживаю… вы и отец… — начала я.

   Тем временем мама заметила лежащую под ногами распахнутую тетрадь и присела. Ее тонкие пальцы коснулись заполненных конспектами листов, а глаза забегали по строкам.

   — Мама, когда я уеду, вы с отцом должны быть осторожны…

   — Что это такое, всемилостивые боги?! — прошептала маменька, вставая. — Откуда это у тебя?!

   — Что?.. А, это…

   — Кларисса, ты хоть знаешь, что будет, если кто-то это увидит?! Что все это значит?! — смертельно побелев, воскликнула она и яростно зашептала. — Поклянись мне, что это какая-то шутка или… как в нашем доме вообще оказались эти записи? Только не говори мне… не говори, что ты как-то причастна к чему-то подобному! Некромантия — это же величайший грех, Клариссa!..

   Она с омерзением потрясла блокнотом.

   Я потеряла дар речи, а затем нахлынул всепоглощающий ужас от осознания происходящего.

   Записная книга, которая все это время прекрасно маскировала свою сущность, в руках маменьки вдруг каким-то удивительным образом потеряла чудесное свойство притворяться старинной поваренной книгой.

   Как это могло случится?.. Магия, питавшая книгу, иссякла?..

   И вдруг мне пришла в голову безумная, совершенно невероятная мысль. Многочисленные болезни маменьки, сложности с беременностями, потери детей… Блокнот в руках Идвина тоже не маскировался под книгу кулинарных рецептов.

   Неужели… неужели моя маменька… неужели у нее самой есть темный дар?

   Пока я пыталась понять, что все это может значить, мама щелкнула пальцами, и в камине, полыхнув искрами, вспыхнул огонь.

   — …Стой! — запоздало воскликнула я, но блокнот уже полетел в пламя.

   Голодные огненные всполохи полностью скрыли черную кожаную обложку. Я отступила на шаг, не в состоянии поверить, что так просто потеряла единственную оставшуюся ниточку к знаниям, которые могли помочь мне спасти свою семью. И которую, к тому же, обещала отдать Идвину, когда весь этот ужас кончится, и мне больше не понадобится обращаться к некромантии.

   — Я не могу позволить, чтобы ты себя сама загубила, — маменька потрясла руками так, словно к пальцам с записной книги могло что-то налипнуть. — Как ты могла, Кларисса?! Что с тобой происходит? Я думала, что случившееся с Айседорой мы не сможем пережить, но, хвала богам, крохи твоего дара не стали приговором. Мы не допускали и мысли, что ты сама потянешься к этому… гнилому ремеслу, но теперь вижу, как мы ошиблись!

   — Так вы… вы понимали, что у меня есть темный дар? — тихо спросила я.

   Весь мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову.

   Маменька вдруг сникла и села. Лицо посерело, стало похожим на натянутую маску, под которой она изо всех сил пыталась скрыть бушевавшие в ней чувства.

   — После случившегося с Айседорой это невозможно было отрицать. — Лихорадочные слова срывались с губ маменьки, словно она хотела выплеснуть их наружу как можно быстрее, чтобы не передумать и не замолчать. — Не было никаких древних заклинаний на склепе, которые смогли бы упокоить душу восставшего мертвого. Мы с твоим отцом пришли к решению не говорить с тобой об этом, ведь ты была еще ребенком, — маменька до бела сжала подол своей юбки. — Темный дар может проснуться у самых разных людей вне зависимости от наклонностей их души. Раньше… раньше все было иначе, и так уж повернулся злой рок, что и среди моих предков, и предков твоего отца были люди с… подобными способностями. Мы каждый день благодарим богов, что нашей семье этого не припоминают. Но я не понимаю, зачем ты сама потянулась к этому? Многим удавалось жить полной жизнью, имея дар и не применяя его на деле, я и сама…

   Маменька резко осеклась. Взглянув в ее лицо, я все поняла.

   Она когда-то прошла через это испытание и сделала свой выбор, в котором не сомневалась. Мама действительно верила, что мои способности не могут быть столь велики, чтобы я, ее единственная дочь, поплатилась за отречение от них жизнью. Понимала ли она когда-нибудь до конца, что ее хрупкое здоровье и все что из этого проистекало — действительно результат отказа от темного дара?

   Руки маменьки дрожали.