— Не переусердствуй, Волк, — произнес Лиам. — Она еще слаба.

— Но жива, хвала богам, — Лиакон опустил ее, но не разжал рук. — Ты жива. Я думал, что они забрали тебя. Навсегда.

— Забрали. Но мне удалось спастись, — ответила Лета, улыбаясь.

— И они поплатятся за то, что сделали, — прорычал он. — Как тебе это удалось?

— С помощью одного знакомого эльфа, разумеется.

— Царь будет рад услышать, что ты помог его дочери, Олириам.

Лиам усмехнулся и посмотрел в сторону.

— Он услышит также весть о поражении сотен своих воинов. И о том, чем лутарийцы занимались в своей крепости, которую мы уничтожили, — проговорил он. — Это угроза для того нейтралитета, что царь с Твердоликом обязались соблюдать.

— Не наша вина, что fillari его нарушили, — отозвался Лиакон и вновь посмотрел на Лету. — Расскажи мне, где ты была все это время.

— А ты поведаешь мне о том, как вы спаслись. Я вижу, что большая часть Стрелы уцелела.

— Великий Ахторас пощадил наши души.

— Кто?

— Наш бог войны.

— О, — промолвила Лета неловко. — Это чудесная новость.

— И мы разделим ее за чашей вина этим вечером.

— Да, но… Ты ведь знаешь, да?

Лиакон опустил голову.

— Я иду посмотреть на него.

— Не стоит.

— Я должна, — произнесла Лета. — Тебе известно, кто убил его?

— Нет, — тихо ответил он.

— Милован.

Брови его изогнулись, исказив лицо в гримасе гнева.

— Kachirlachas1,- выдавил он.

— Он выжил.

— Это я знаю.

Она посмотрела в его прищуренные глаза, и ей стало не по себе.

— Я пойду. Я хочу его увидеть, — сказала она.

Лиакон молча кивнул и отпустил ее. Лиам тут же возник позади нее, обхватив девушку за плечи. Волк отошел, давая им пройти. Они обогнули шатер, прошли где-то с десяток шагов и спустились по ступенькам к небольшой углубленной площадке. На ней хватило места лишь для одного маленького шатра. Лиам остановился в нерешительности. Лета дернулась вперед, заставляя его войти внутрь.

В шатре было темно. И прохладно. Пахло благовониями, созданными из смесей душистых трав и цветов. Но Лета все равно почувствовала запах гниения. Глаза медленно привыкали к темноте. На земле, укрытой кусками грубой ткани и крупными листьями, лежало нечто бледное и страшное.

Лета потянулась вниз, и Лиам не стал ее останавливать, только помог ей опуститься и сесть. Она посмотрела в белое мертвое лицо и едва узнала его. Голова напоминала череп, обтянутый кожей. Губы своим цветом сливались со скулами. Превратившееся в костлявое человеческое подобие тело обмыли, и оно почти не внушало отвращения. Лета старалась не смотреть на черную дыру на животе, резко выделявшуюся на общей бледности.

Она протянула руку и убрала с лица мертвого прядку волос. Коснулась щеки. Положила ладонь на впавшую грудь. Другой рукой взялась за окостеневшие негнущиеся пальцы. Из ее глаз потекли слезы.

Утихшая на долгое мгновение боль вновь поднялась из пучин ее сознания, нахлынула на нее, ударила в грудь, обожгла. Она смотрела на веки, которые больше никогда не поднимутся, чтобы открыть нежную небесную голубизну глаз Драгона.

Ей не стоило этого видеть.

Она подняла его ледяную руку и прижалась губами к ладони.

«Ты будешь отомщен».

— Я хочу похоронить его, — хрипло сказала Лета после долгого молчания. — Со всеми почестями.

Лиам ответил кивком, хоть она и не видела этого. Потом он вышел из шатра, решивший оставить ее наедине с ее горем.

В ту ночь все собрались на самой высокой скале, поросшей темной травой, откуда были видны соседние острова и жуткое черное море, провожая в последний путь неизвестного человека. Его одели в то, в чем и нашли, выстиранное и подлатанное. Его обложили цветами, сорванными здесь же, на цветущих полянах недалеко от гавани. Его перенесли в достойное и красивое место. Никто не знал его.

Но для девушки, которая долго смотрела на его тело, прежде чем положить горящий факел в хворост, он был всем. И эльфы замерли в скорбном молчании, наблюдая за ее прощанием.

Когда дело было сделано, и погребальный костер запылал высоко, взметая языки пламени к звездному небу, она повернулась к ним. Ее глаза были сухи и полны решимости.

***

Мертвая тишина, стоявшая в зале, била по ушам словно хлыстом. Не только мертвая, холодная, но и до ужаса неловкая тишина, полная презрения и гнева, садилась на головы и хваталась за мозг. Высокие витражные окна были зашторены, и в залу не пробивалось ни одного лучика. Лишь только свет из украшенного резьбой камина открывал глазу диковинные картины на гобеленах вдоль стен.

В зале было лишь трое. Дубовые двери были плотно закрыты, чтобы ни одно слово не ускользнуло из помещения и не превратилось в колкие и ехидные сплетни. Двое стояли на небольшом расстоянии друг от друга и ждали, когда заговорит третий.

Князь молчал долго, сводя присутствующих с ума. И когда он наконец начал говорить, его слова резали и обдавали исступлением, которое он уже не мог сдержать.

— Вы, вероятно, задаетесь вопросом, отчего же я вас привел в Зал Совета? — произнес он и сжал кулаки.

Они не ответили, опустив головы.

— Это единственное место во всем замке, где мой голос звучит так, как ему положено: громко и гулко, вызывая желание подчиниться. Ведь вы этого не сделали, когда я беседовал с каждым из вас в других комнатах. Надеюсь, что сегодня до вас дойдет смысл моих слов и сила моего гнева.

Твердолик выдохнул, балансируя на грани бешенства.

— После того, как вы покинете эту залу, на сборе моего совета вы будете молчать в тряпочку. Это ясно? Своим поступком вы выставили вашего князя бесчестным и гадким человеком, плюющим на слова, которые он дает другим! Вы это понимаете?!

Архип смолчал, вперив взор в носки своих сапог. Он ждал, когда злость князя утихнет.

— Я получил подробное донесение Милована о том, что вы творили на островах, — проговорил Твердолик. — Я счастлив видеть вас живыми после налета эльфов на крепость, но это никак не умаляет вашей вины в содеянном… Понимаешь ли ты, Архип, что я доверил тебе важнейшее на сегодняшний день дело, от исхода которого зависят жизни наших подданных?… А ты, что ты сделал? Ты самовольно устроил пыточный лагерь, а это категорически противоречит условиям нейтралитета! Я приказал убивать прихвостней Катэля, давить их, рубить, не давать ни единого шанса на спасение, а ты их щадил, держал в закромах крепости непонятно зачем… Исследования? В гузно твои исследования, разве ты не понял до сих пор, что адепты Ордена Аррола — звери, демоны, темные солдаты чародея, которые ни перед чем не остановятся, дабы угодить своему господину?! А илиары, эльфы? Я отдал приказ, разве он не был ясен?! Договор, подписанный лично мною, гласил: «не трогать друг друга на земле Пирин`ан Дарос», а вы просто нападали на них, брали в плен, занимались всем, что только приходило к вам в дурные головы, кроме уничтожения Ордена!