– Что “все”? – спросил Артем. Он выглядел так,точно ему на голову вылили ведро холодной во­ды. Представляю, сколько добрыхчувств в адрес жен­щины сейчас рождалось в его душе.

– Но ведь Илья рассказал? – робко спросила она.

– Сейчас мы вас слушаем.

Об убийствах ей говорить было тяжело, крупные капли потавыступили над верхней губой, она терла ладонь о ладонь, зябко дергала плечами.

– Надо было убить кого-нибудь в большой ком­пании. Всеравно кого. А потом еще нескольких, чем больше, тем лучше. И мужа, конечно,тоже. И тогда все подумают, что убирают свидетелей того первого убийства, Янадеялась, что все так запутается, что до нас никогда не доберутся. Мы сталиготовиться, сделали дубликаты ключей от Петечкиной квартиры и от квартиры Веры,я просто вытащила их из ее сумки, когда она была у нас в гостях, выбросила вокно, где ждал Илья, у нас в ванной окно… потом спустила бечевку, и Ильяпривязал к ней ключи. Я чувствовала себя… Джульеттой, – вдруг сказала она,и глаза её сияли. Вешняков от такого заявления поперхнулся. Небось ужеприкидывал, признают ли Леру психически здоровой. – Ключи я положила назадв сумку. Вера ничего не заметила. А Петечка вообще внимания не обратил, чтоключи пропали, я их потом ему в ящик стола подбросила. Петечку убить было прощевсего. Но тут появились вы, – кивнула она мне, – и я… испугалась.Потом эта поездка на яхте, все так удачно складывалось. Нельзя было упус­катьтакой шанс. И мы убили Анну. А потом Райз­мана, у него магазин в переулке, и онвсегда поздно возвращался, очень удобно. Затем Веру и, наконец, мужа. К томумоменту все так запуталось… Как же вы догадались? – вновь повернулась онако мне. – Ведь это вы догадались? Ну, конечно. Наверное, я сболтнулалишнее, а вы умная, вы все замечаете. А мне так хотелось вам понравиться,расположить к себе…

– Не стоило подбрасывать пистолет Тагаеву, –сказала я. – Он очень опасный человек.

– Да… наверное, но все так удачно складывалось, вот я иподумала… А кто мне звонил? – испу­ганно вскинула она голову. – Кто?Илья жив? Где Илья?

– Жив ваш Илья, – пробормотал Вешняков. – Взадней комнате сидит.

– Можно мне его увидеть? Пожалуйста.

– Проводи, – кивнул он одному из ребят, тотраспахнул дверь. Лера бросилась к любовнику и за­кричала:

– Илюша! Илья!

Я вошла следом, она уже склонилась над ним, развязалаповязку, стягивающую его рот.

– Илюша…

– Ты зачем здесь? – рявкнул он. – Что ты имсказала?

– Я деньги привезла. Они грозились убить тебя, и япривезла деньги.

– Дура, это менты. Что ты им наболтала?

– Я правду сказала. Я все придумала, это моя вина.

– Какая правда? Это же пожизненное, дура. Пожизненное…Ты это понимаешь?

– Я все понимаю, Илюша. Я понимаю.

– Поехали, – вздохнул Вешняков. – Забирайтеэтого…

– Я хотела бы… – испуганно начала Лера. – Можно, яздесь все напишу? Пожалуйста. Я плохо себя чувствую, я боюсь, что потом мнебудет трудно писать… Я чистосердечно…

Она выгораживала его, как могла, сплошные “я заставила”, “явелела”, “я требовала”. Вешняков мрачнел все больше.

– Лера, – окликнула ее я, – Илья прав, это по­жизненное.Понимаете?

– Убивал он, и он мужик, в конце концов, – невыдержал Вешняков.

– Я написала правду, – улыбнулась она. – Все,как было.

Машину подогнали к крыльцу, первым загрузи­ли Лихова.

– Ольга Сергеевна, – шепнула мне Лера, –извините… Я очень хочу в туалет. Я не сбегу, просто не хотелось бы… мужчины…

– Идемте, – кивнула я. – Это вон там.

– Спасибо.

Она ускорила шаг, она очень торопилась. А я за­была, какаяона великая притворщица. А еще она отважная, хоть и говорила, что трусиха.Трусы думают о себе, а сильные о тех, кого любят. Я так и не поня­ла, откудаона достала пистолет, дамский, блестя­щий, больше похожий на игрушку. Я шласзади. Грохнул выстрел, и Лера, точно споткнувшись, ста­ла медленно оседать.Красное пятно расползлось на ее груди.

– О, черт! – заорал Вешняков.

До больницы мы Лапшину не довезли.

Домой я вернулась уже вечером. Очень хотелось напиться.Оказалось, у меня гости. Тагаев на кухне жарил грибы. Меня при мысли о едепросто с души воротило, и пить вдруг желание пропало.

– Ну что, ты свою работу закончила? – спро­силТимур с едва уловимой насмешкой.

– Закончила. Завтра в одиннадцать утра тебе надо быть вкабинете Вешнякова.

– Буду. Я же обещал… Баба по дороге загну­лась? –Голос звучал так, точно Тимур не был уве­рен, что поступает правильно, задаваяэтот вопрос.

– Да.

– Что ж, у парня теперь есть шанс получить летпятнадцать, а то и меньше. Если адвокат подсуетится да разведет бодягу пробольшую любовь, злую де­вочку и несмышленого мальчика… Ты жалеешь? – вдругспросил он. В ответ можно было спросить, что он имеет в виду, но я не стала.

– Они убили четверых, Лапшина из-за денег, а еще троихпросто так, чтобы запутать следствие. Мне не жаль, мне… не очень этот миррадует глаз. Ты не находишь?

– Ух ты, – усмехнулся Тагаев. – Вопрос фило­софский.Иди-ка ты спать. Или вон коньяка выпей.

Я поднялась и отправилась в ванную. Зазвонил мобильный.Голос Питиримова, человека из Дедо­вой охраны, я поначалу даже не узнала, носразу со­образила, кто это, когда он сказал:

– Детка, Лукьянов в городе. День, два, точнее не знаю.Имел беседу с Дедом.

Он тут же отключился, а я замерла. Сердце сту­чало так,точно били в большой барабан. Все бы­стрее, быстрее…

Я вошла в ванную, включила воду. Лукьянов в городе… Что ж,давненько не виделись. Разумеется, явился он не просто так. Ты-то знаешь, зачемявил­ся, догадаться несложно. Он у нас выдающийся па­рень, специалист потрудноразрешимым пробле­мам. Пару выстрелов, и нет проблем. Пробовала я с нимоднажды потягаться, вспоминать не хочется. Шрамы на моем теле, которые такзаинтересовали Тимура, память о нем. Будь я романтичной особой, сказала бы: асамый большой шрам он оставил на моем бедном сердце, но я скажу иначе: загналон меня в дерьмо по самые уши. Так и не очистилась. И теперь он снова здесь.