Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надеюсь, вы не откажетесь поговорить со мной? –вежливо поинтересовалась я.
– Что за бандитские методы? – возмутился он. Рослыйпаренек за его спиной обиделся и замахнулся. Я покачала головой, Тагаев кивнул,и парень опустил руку.
– Я могу изложить свои вопросы на бумаге и уйти часа надва. Могу задать их сама. Выбирайте.
Никифоров оказался здравомыслящим человеком и сделалправильный выбор.
Беседа была долгой, но не особенно плодотворной. Есливерить словам Никифорова, о том, кому понадобились эти убийства, он даже недогадывался, подозревал меня. В настоящий момент даже больше, чем тогда наяхте. Правда, кое-что я все-таки узнала. К примеру, его связь с Анной началасьпару месяцев назад, и погром в ее квартире устроил водитель Никифорова по егопросьбе. Искал подвеску, которую Никифоров подарил Анне в знак своей большойлюбви. Подвеску, кстати, она сдала в ломбард, на что имелась справка. Искал онее по одной причине: боялся, что об их связи узнают и в убийстве заподозрятего. Редкий случай идиотизма, если учесть, что на яхте их караулил Лапшин идаже рассказал об этом жене, а детишки, рыбачившие с причала, поведали о дядес тетей, поднимавшихся на борт яхты.
– Может, ты так боялся, что всех четверых порешил? –влез Тагаев.
– Да вы с ума сошли. С какой стати? Ну зачем, зачем мнеее убивать, скажите на милость?
– Ты ж сам сказал, боялся, что о твоих шашнях узнают.
– Вы имеете в виду Веру? Но ведь ее тоже убили. АЛапшин? Райзман, в конце концов? Убийца – псих. Маньяк. Я не уверен, что самнахожусь в безопасности.
– Какая уж тут уверенность, – съязвил Тагаев, а яподнялась.
– Отпусти его.
Парни переглянулись.
– Может, мы прогуляемся, а ребята еще поспрашивают? –предложил Тагаев. Я вздохнула и терпеливо пояснила:
– Нам нужен убийца. Я хочу посадить его в тюрьму.Показания, полученные с применением силы, в суде недействительны. И это уже моедело. Разве нет?
– Отпустите, – буркнул Тагаев.
Оказавшись возле дверей, Никифоров неожиданно осмелел.
– Мы еще поговорим об этом… в соответствующем месте…
Тагаев сгреб его за ворот рубашки и сказал тихо, но, каквсегда, впечатляюще:
– Ты жив, потому что она так захотела. – Похлопалпо плечу и ласково добавил: – Топай.
Петр Викентьевич обрадовался мне, а когда сообразил, чтоменя вновь чрезвычайно заинтересовали его догадки о кознях предполагаемыхврагов, воспрял духом и приободрился.
– Я вам с самого начала говорил, эти убийства каким-тообразом направлены против меня.
Я с ним согласилась и еще два дня ухлопала на разные вопросыи напрасные поиски.
Третий день начался с хорошей вести. Лялин чувствовал себянеплохо, и его разрешили навестить. Он лежал бледный, с черными кругами углаз, сам на себя похожий только усами. Увидев меня, он весело усмехнулся иподмигнул.
– Привет, – сказал Лялин тихо.
– Привет, – разулыбалась я, устроившись настуле. – Как ты?
– Нормально. Скоро встану.
– Ты поторопись, мне уже ох как неймется. Помнишь, чтообещал?
– Это я в бреду, – хихикнул Лялин.
– Вот так всегда. Нет, чтобы девушку осчастливить.
Лялин продемонстрировал мне кулак и весело заржал, чем меняпорадовал. Не иначе как в самом деле на поправку пошел, а круги под глазами –ерунда, пройдет.
– Додразнишься, – заявил он.
– Да я внутренне всегда готова. Ты только команду дай.Вот хоть сейчас, пока медсестры нет.
Он покачал головой, страшно довольный, и буркнул:
– Охота тебе смеяться над женатым человеком. –Потом взял меня за руку и вздохнул: – Рассказывай.
– О моей любви и ожидании неземного блаженства?
– О том, что раскопать успела.
– Нет, я только о любви. Все остальное тебе противопоказано.Хочешь, я красочно обрисую…
– Ты меня на грех-то не наводи.
– Так это как раз моя мечта: предаться с тобой пороку…
– Ольга, – сказал он и взглянул сурово, а я вздохнула:
– Лялин, нельзя тебе о делах думать. Вот встанешь…
– Нет, ты смерти моей хочешь, – разозлилсяон. – Чтоб я здесь бревном лежал и мыслями себя изводил… Докладывай.
– Первое и основное: мне очень без тебя скверно, мойдруг и товарищ. Оттого и расследование не задалось. Топчусь на месте. Хотяновости, конечно, есть, но все неутешительные.
Далее я доходчиво, но коротко поведала о том, что успеларазузнать, пока Лялин находился без сознания. Он слушал, кивал, не задал ниодного вопроса, что было удивительно.
– Значит, вернулись к исходной точке?
– Вернулись, – сокрушенно кивнула я.
– Чувство у меня какое-то странное, – пожаловалсяЛялин. – Лежу, таращусь в потолок, об этих убийствах думаю. И все мне кажется:ответ простой, прямо на поверхности, а в руки не дается.
– Ты лучше о здоровье думай. Убийца от нас никуда неденется. – Я кашлянула, прикидывая, сказать или нет, и сказала: – Стрельбуустроили люди Сотника. Говорят, у него зуб на тебя.
– Есть такое дело, – кивнул Лялин. – Ишь ты,решился, значит. Долго терпел, крысеныш.
– У него, по слухам, большие неприятности. В подпольеушел.
– Лучше ему там и оставаться. Тагаев, говоришь, вбегах? – вдруг спросил он.
– В бегах.
– А прячется в твоей квартире?
Я только головой покачала.
– Ну, Лялин…
– На самом деле сообразить не трудно. И не только мне.Ты поосторожней. – Он о чем-то задумался, а я сидела тихо, потомприподнялась, боясь его потревожить. – Ладно, пойду я.
– Постой… – Он взял меня за руку, посмотрел так, чтосразу стало ясно: сейчас осчастливит. Я-то боялась, так и не решится, но вотвсе-таки надумал. – Детка, ты прекрасно знаешь, кто у нас контролируетигорный бизнес, а также проституцию и прочие весьма неблаговидные предприятия.
– Ну…
– Что “ну”?