Конечно, у меня теплилась слабая надежда, что Дед последуетдо конца в своем желании продемон­стрировать честность и открытость. Хотя могразыграть оскорбленное достоинство, обычно ему это мас­терски удавалось.

Мои сомнения оборвал звонок.

– Это Щеглов, – без особой охоты сообщил мужскойголос.

– Поговорить надо, – вздохнула я.

– Тормози за перекрестком, я подойду.

И в самом деле вскоре подошел.

– Ты один за мной приглядываешь? – начала я.

– Шутишь? Дед сказал: глаз не спускать.

– А причину объяснил? – Это можно было и неспрашивать, но я не удержалась.

– Ты лезешь не в свое дело, а дело опасное.

– И ты так думаешь?

– Ну, если дошло до стрельбы… – хмыкнул он.

– Дед про стрельбу знает? – Я спросила “прострельбу”, хотя имела в виду Тагаева.

– Той же ночью донесли. Ты что, порядка не знаешь?

– А можно о стрельбе поподробней?

– Пожалуйста. Ты вышла из магазина, тут нача­ли палить,и ты полетела сломя голову к парку. Ос­тановить тебя не представлялосьвозможным. Юрка Чеканов, он тогда за тобой приглядывал, вызвал подмогу, ну иментам позвонил. К тому моменту ты исчезла. Через канализацию ушли? – неудержался он. “Ушли”, конечно, произвело на меня впечатле­ние.

– И кто устроил стрельбу в нашем славном го­роде?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Щеглов.

– И вы не поинтересовались? Не проводили, к примеру,стрелявших ребятишек, раз уж вызвали подмогу?

Он вздохнул, но на вопрос ответил, должно быть, получил наэтот счет высочайшее указание:

– Парни Сотника.

– Это кто ж такой? Прости мою бестолковость, но даннаясторона жизни долгое время меня не ин­тересовала.

– Зато ты теперь их интересуешь. Или не ты. К кому-тоты бросилась со всех ног из магазина.

Он, кажется, всерьез ждал, что я отвечу.

– Неужто проворонили?

– Я бы не проворонил. Юрка умудрился про­шляпить тотмомент, когда ты вновь появилась и за­брала машину. А еще хвалился, что вразведке… – Он махнул рукой. – Рад был, что ты жива-здорова, не то бы Дедс него шкуру спустил.

– Значит, парни Сотника, – вернулась я к преж­нейтеме. – Так чем он знаменит?

– Тем, что психопат. ТТ ему хвост прижал, но ТТ теперьв бегах, вот он и обнаглел. А чего ему от тебя надо, ты наверняка лучше знаешь.

– Сотник – это кличка? Зовут-то как мафиози?

– Сотник и зовут. Это фамилия. Именем, отче­ством неинтересовался. С головой у него пробле­мы. Конечно, даже законченный псих сДедом связываться не станет, но он вовсе ни о чем не думает.

– Ясно. Спасибо за совет, а также за то, что уде­лил мневремя. – Я набрала номер мобильного Де­да. – Игорь Николаевич, –сказала я приветливо, – мы тут все обсудили и пришли к выводу, что охранамне ни к чему.

– Уж это позволь мне решать, – весомо отве­тил он,но я сурово пресекла:

– Не пойдет.

– Почему? Можешь объяснить?

– Могу, но вряд ли ты захочешь слушать. В об­щем, так,если я кого-то обнаружу на хвосте, то буду твердо уверена, что ты печешься не омоем благе. Ты меня понял?

– Ты окончательно рехнулась?

– Я решу, – невежливо перебила я, – что тыобеспокоен тем, чтобы я лишнего чего не накопа­ла. – В трубке стоялатишина, но я не отключалась, терпеливо ждала.

– Да-а, – наконец протянул Дед, – дожил. Ты всамом деле думаешь… черт… даже не знаю, кто из нас чего заслуживает: ты хорошейпорки или я отменного тумака за то, что допустил до такого…

– Я сейчас передам трубку Щеглову, – сказала я,испугавшись, что Дед, по обыкновению, может увлечься. – Ты скажи парню,чтобы зря на меня вре­мя не тратили.

Он сказал. Весьма неохотно, но то, что надо. Щеглов кивнул ипокинул машину.

На душе полегчало, прежде всего потому, что я поверила: Дедне наводил тень на плетень, а дейст­вительно беспокоился за меня. А главное, ктому, что происходит, не причастен.

Теперь в деле появился некий Сотник. Если ве­рить гражданам,осведомленным в этих вопросах, Никифоров водил с ним дружбу на заре туманнойюности. Правда, те же граждане утверждают, что в настоящий момент они отношенийне поддержива­ют. Но как знать? Может, просто не хотят это афи­шировать?

К вечеру, вернувшись домой и погуляв с Саш­кой, я устроиласьза столом с листами бумаги. Чер­тила дурацкие схемы, иногда рисовала рожи, в ос­новномс рогами. Толку от этого на грош, но думать помогает. Сашка приподнял голову иробко тявк­нул, а я крикнула:

– Это ты?

– Я, – ответил Тагаев, появляясь из гаража. –Чем занимаешься? – подойдя поближе, проявил он интерес.

– Творчеством.

– Вот это ты называешь творчеством? – хихик­нулон, ткнув пальцем в мои каракули.

– Тебе не нравится?

– А польза от этого есть?

– Не больше, чем от любой другой мазни.

– Ты самокритична.

– Не всегда.

Он устроился напротив, достал из кармана на­дувной шарик ипротянул его мне.

– Спасибо, – сказала я и положила шарик ря­дом слистами бумаги. Тагаев принялся меня разгля­дывать, точно я была диковиннымзверем, и он решал, хорошо это для него или плохо. Все мужчины тщеславны, сэтим приходится мириться, и Тагаев, разумеется, не был исключением.

– Спасибо, и все?

– Именно о таком шарике я и мечтала всю жизнь.

Он откинулся на спину и продолжал разгляды­вать меня. На еговзгляды мне наплевать, но они ме­шали сосредоточиться, а именно этого мне ихоте­лось сейчас: сосредоточиться и подумать.

Я вздохнула, взяла шарик, надула его, а потом подбросила. Онпролетел по небольшому кругу, с легким шипением сдулся и хлопнулся на пол.

– Как наша любовь, – сказала я. – Теперь все?

Взгляд его изменился, а я удивилась тому, что меня этонеожиданно разозлило.