Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да не мучайся ты, – спокойно заметил Тагаев. –Я же сказал, что помогу. – И стянул с меня штаны. – Все это явыброшу.
– Конечно, – кивнула я. И хотя, по общему мнению,наглости у меня хоть отбавляй, однако, стоя нагишом, я испытывала неловкость,торопливо задернула занавеску и повернула кран.
Оказавшись под струями воды, сразу почувствовалаоблегчение, руку я держала вытянутой, чтоб на нее не попадала вода, нащупалагубку, и тут Тагаев присоединился ко мне. Правда, кое-что он на себе оставил,взял из моих рук губку, мыло и деловито принялся меня натирать, точно я былалошадь, а он хороший конюх. Рана раной, но это уж слишком.
– Уйди отсюда, – вежливо попросила я.
– Стой, как стоишь, а если тебе тошно видеть меня,закрой глаза. От красивой девушки должно и пахнуть красиво, а не вонятьсортиром.
– Красивая девушка, – хмыкнула я. – Мы успелипродвинуться в своих отношениях.
– Еще бы. Ничто так не сближает, как беготня подпулями.
– Ты их знаешь? Людей, что на тебя напали?
– Я их даже не видел как следует.
– Но догадываешься, кто это может быть?
– Я не любитель гадать. Разберусь.
– Поторопись, мне не нравится, когда в меня стреляют.
– Ты держалась молодцом.
– Ты тоже, – усмехнулась я. Он усмехнулся в ответ,выбрался из ванны и достал из шкафа полотенце. А я вдруг поймала себя намысли, что все это уже было когда-то: мы в ванной, и мужчина заклеиваетлейкопластырем мои боевые раны, они даже чем-то похожи. Дежа-вю… – И нет ничегонового под солнцем, – пробормотала я.
– Что?
– Ничего. Я иногда думаю вслух.
– И что ты подумала сейчас?
– Ты милый парень. С полотенцем я управлюсь сама.
Я взяла халат и торопливо закуталась в него, сразу сталолегче дышать. Нет, мою наглость явно преувеличивали.
Я прошла в гостиную и устроилась на диване, укрыв ногипледом, закрыла глаза и подумала, что даже в самой скверной ситуации иногдаесть положительные моменты. Появился Тагаев, тоже в халате, совсем недавно внем щеголял Дед, теперь он.
– Ты спишь? – позвал он тихо.
– Нет.
– Хочешь чаю?
– Лень вставать.
– Я принесу.
Вот и верь людям после этого: Алексей утверждал, что этоттип способен выбросить женщину в окно, а у меня такое чувство, что он всюсознательную жизнь трудился братом милосердия. Прямо хоть сейчас отправляй смиссией Красного Креста. Тагаев вернулся из кухни с чашкой чая в руках,протянул ее мне, сам устроился рядом. Мне пришлось сдвинуться, дабы онрасположился с удобствами. Я подтянула колени к животу, отхлебнула из чашки.Он смотрел на меня то ли с любопытством, то ли с тщательно скрываемойусмешкой, потом вдруг спросил:
– Почему ты мне помогаешь?
– Хочу найти убийц или убийцу. А ты что подумал?
– Я много чего думаю… У тебя по всему телу шрамы…
– Надо же, разглядел, – фыркнула я. – Нет бымоим загаром любовался.
– Там есть чем любоваться и без загара. Тебя что, накуски резали? – По неведомой причине его это очень интересовало.
– Сильно сказано… Скорее, пугали.
– И что?
– Ты же видел: остались шрамы.
Он улыбнулся, взял у меня из рук пустую чашку, поставил напол и очень затейливо сформулировал вопрос:
– Кто ты вообще, а?
– Это просто, – разозлилась я. – Девочка на“Феррари”, в костюме за полштуки баксов, которую…
Он не дал мне договорить, привлек к себе и поцеловал. И,разумеется, этим не ограничился. Я вполне могла заехать ему в ухо, чтонеоднократно проделывала в подобных ситуациях, а он в отместку мог выброситьменя в окно. Это не страшно, раз первый этаж. В любом случае это нельзя будетназвать романтическим вечером. А еще я могла его обнять и позволить продолжить.Что, собственно, мешает? Ничего. Очень печально звучит, но в самом деле ничего.Нет у меня человека, которому стоило хранить верность или которому это было бынужно.
Через несколько минут я лишь укрепилась в этой мысля, апотом все это попросту перестало иметь значение. Какой-то умник сказал, чтопосле пережитой опасности людей тянет размножаться, природа требует: надопродолжить род. Вот Тагаева и разбирает, меня, кстати, тоже. Природа мудра, ееслушать надо. Конечно, не худо бы поразмышлять на тему: а не было ли с егостороны это вполне трезвым расчетом, желанием привязать к себе девушку,романтичную и несмышленую до такой степени, что она вдруг поверит во внезапновспыхнувшую страсть и даже любовь с большой буквы. Не знаю, как насчетповерить, выслушать его я была готова и даже придумала несколько шуток, которыепришлось в конце концов отправить на доработку, но моя готовность осталасьневостребованной. Тагаев относился к людям дела и особо разговорчивым не был,правда, и молчуном его не назовешь, где надо – похвалит, что надо – скажет, и яуснула в его объятиях в состоянии легкого блаженства.
Все хорошее длится недолго, это любой дурак знает. Ночь кончилась,наступило хмурое утро, потому что дождь лил всю ночь и не спешил угомониться.Я открыла глаза и со вздохом облегчения убедилась, что лежу одна. В такое утроувидеть рядом с собой человеческое лицо – верный способ забыть о сексе надолгие-долгие годы. Я поднялась и пошла в кухню, бормоча:
– Ненавижу утро, вот просто ненавижу, и все…
– Может, все дело во мне? – спросил Тагаев,появляясь из гостиной. Выглядел он образцово, успел выстирать и даже выгладитьсвою одежду, а также побриться. Разорванную рубашку сменил на футболку.Наверное, нашел у меня, не с собой же принес? При желании у меня можно найтимассу разнообразных вещей. И откуда у людей работоспособность в такую рань?
– При чем здесь ты? – удивилась я.
– В самом деле, – кивнул он, устраиваясь застолом, а я стала готовить кофе. – Хочешь, я тебя поцелую? –милостиво предложил он.
– Вряд ли это поможет. Если бы я была маньяком,непременно совершала бы преступления в девять утра.
– Ты много болтаешь. Нервничаешь?