Непонятно, Карл спал или слушал его рассказ о том, почему он подбил их ехать в Кромер в будний день, невзирая на сильный дождь?

– Я прочитал его журнал, – сбивчиво начал свой рассказ Джар. – Мартин стал вести его, записавшись на курсы писательского мастерства. Своеобразная практика перед написанием романа.

– Тогда там, возможно, все выдумано, – пошевелился Карл.

– Возможно. Дом Мартина под усиленной охраной из-за его старой работы. Там повсюду камеры видеонаблюдения. И в журнале Мартин признается, что подглядывал за раздевающимися гостьями.

– «Любопытный Том», – подал голос Макс. – Обычный извращенец, но не психопат.

– Он наблюдал, как Роза принимала ванну, – сорвался Джар.

– Извини.

– И он проводил опыты на животных в своем сарае. На мышах. Держал их в лабораторных стаканах с водой, подвешивал за хвосты с помощью клейкой ленты. И давал им женские имена: несколько мышей он звал Розами.

Друзья замолчали. Тишину в машине нарушало только гипнотизирующее поскрипывание «дворников».

– Но лишь прочитав про последний опыт, я осознал, до чего он додумался. Мартин описал, как он воспроизводил известный эксперимент Селигмана 1960 годов, в котором подвешенная собака многократно подвергалась ударам тока. Только «сука», которую описал Мартин, была не собакой. Не их собакой… Это была Роза.

– Почему ты так уверен? – спросил Макс.

– Это был точно такой же эксперимент, как на видео, которое я нашел в даркнете, после того как ты ушел. – Джар повернулся к Карлу. – Я тогда подумал, что на нем пытают женщину в Гуантанамо.

– Что ты хочешь сказать, приятель? Мартин работал на янки? Истязал женщину на их базе в заливе? – уточнил Карл.

«Похоже, Карл не догоняет», – подумал Джар.

– Две недели назад Эми дала мне дневник, написанный Розой. По крайней мере, я думал, что ею. Какие-то фрагменты дневника точно писала Роза – те части, в которых она описывает наши отношения в Кембридже. Но Мартину удалось завладеть дневником, когда Роза гостила в их доме. Как-то раз, когда у Розы возникли проблемы с вай-фай, он сумел войти в ее компьютер и отправить себе по электронной почте копию ее дневника. Мартин сам написал об этом в своем журнале.

– Но он мог и это выдумать, – возразил Карл.

Джар проигноровал его реплику.

– Мартин прочитал Розин дневник: о нашем знакомстве и встречах, о ее переживаниях в связи с кончиной отца. О декане ее колледжа…

– Докторе Лэнсе? – уточнил Макс.

Джар кивнул:

– Доктор Лэнс заметил, как Роза подавлена и несчастна, и предложил ей поехать в приют в Херефордшире. Возможно, он действительно говорил Розе, что она может прервать учебу и вернуться в колледж, когда оправится от горя. Но в колледже Святого Матфея не было психотерапевта.

– А как же Карен? – спросил Макс. – Роза много пишет о ней.

– Мартин тоже много пишет о психотерапевте в своем журнале. В частности, о ее странной особенности – делать короткий прерывистый вдох перед тем, как заговорить. Только он пишет не о Карен, а об одной старой университетской подруге Эми – американке-психологе по имени Кирстен, которая приезжала к ним в гости.

– О горячей Кирстен, с которой ты встречался на Харли-стрит, – вставил Карл.

– Эми беспокоили мои галлюцинации после потери Розы, и она попросила свою подругу помочь мне. А Кирстен, догадываясь, что без дружеских уговоров я к психотерапевту не пойду, завязала сначала знакомство с тобой.

– Она рассказывала, что ставит джангл своим пациентам, – пробормотал Карл. – Я и повелся.

– Эми действовала из лучших побуждений. Познакомившись с Кирстен, я подумал, что она на самом деле – Карен, психотерапевт из колледжа, и тоже ищет Розу. Но я ошибся. Карен никогда не существовала. Ее создал своим воображением Мартин. Начинающий романист, он выдумал ее, списав образ с гостившей у них Кирстен. Мартин набросал ее портрет в своем журнале – специфический вдох, светлые волосы, высокие скулы. Ничего особенного, обычное упражнение в сочинительстве. На премию Букера не тянуло.

– Но почему Кирстен стала Карен в дневнике Розы? – опять спросил Макс.

– Мартин всегда мечтал написать роман – с того самого момента, как он чуть было не начал читать лекции по английской литературе в Кембридже. Давно, еще в молодости, он уже предпринял одну попытку и неудачно. Я знаю, что чувствует человек в таком случае. И вот в руки Мартина попал Розин дневник. И у него возникла идея. Он начинает приукрашивать его – добавляет своих персонажей, вставляет новые фрагменты, примешивает к правде вымысел. Это объясняет, почему тебе не удалось разыскать психотерапевта в колледже Святого Матфея, тем более американку по имени Карен.

– Иными словами, Мартин взял Розин дневник за основу для своего нового большого романа, – пояснил Макс. – Но это не объясняет, почему он выложил в даркнете видео с ее пытками «американцами».

– Не совсем так. – Джар замолчал, глядя в боковое зеркало. Белый фургон «Форд Транзит» уже давно ехал за ними. Джар нащупал холодный металл в кармане куртки. Но почему-то наличие пистолета не успокаивало его. Он ничего не сказал Максу и Карлу об оружии.

– В последние месяцы перед ее исчезновением депрессия Розы усилилась, хотя я этого не замечал. Она написала об этом в своем дневнике. Не знаю, насколько исказил все Мартин. Но в любом случае я недопонимал, насколько Розе было тяжело.

«Не намного», – понадеялся Джар. Мартин, может, и добавил отсебятины в Розин дневник, но он также, вне всякого сомнения, удалил из него кое-какие записи: «подкорректировал» их с Розой отношения, размыв любовь, которую они питали друг к другу.

– Мартин видел ее подавленность, – прервал молчание Джар. – И допускал возможность самоубийства в таком состоянии. Поэтому он последовал за Розой, когда она вышла ночью из дома и направилась к пирсу.

– Я все равно не понимаю – для чего? – спросил Макс.

– Роза открывала ему перспективы – и для романа, и для его экспериментов. В своем журнале Мартин много рассуждает и о необходимости испытывать антидепрессанты на людях, переживающих стресс, и о своем разочаровании из-за того, что законы и регуляторы мешают ему это делать. Тюрьма Гуантанамо была идеальным местом для несанкционированных клинических испытаний новых препаратов. А тут у него появился шанс проводить свои испытания в схожих условиях, тестировать все антидепрессанты, в разработке которых он принимал участие. Вот почему он так старательно подготавливал себе особое место – брошенную лабораторию для экспериментов над животными, в свое время принадлежавшую его фирме в Норвиче. Именно там проводились когда-то действительно жуткие опыты – подальше от любопытных глаз противников жестокого обращения с животными.

– О Господи, Джар! И он все это описывает в своем журнале?

– Да, и довольно откровенно.