Родительская задача проще, и в то же время сложнее. Родитель обязан продемонстрировать разные варианты поведения, чтобы ребенок сумел понять, что такое хорошо и что такое плохо. Мать с отцом не виноваты, если ребенок собьется с пути; настоящая родительская неудача – это когда ребенок не различает добро и зло.

Я говорил об этом со своей женой. Она работала учительницей, любила детей и знала, с какими эмоциональными проблемами им приходится справляться. По мере сил жена старалась помочь одному трудному ребенку, который оказался в ее классе. Иногда у нее получалось, но иногда мальчик не поддавался, и ей так и не удалось выяснить, что с ним в конце концов сталось.

Шли месяцы, годы. Я продолжал писать книги; часть из них была основана на реальных событиях, другие нет. Некоторые задевали читателей за живое и обретали большую популярность; другие продавались хуже, чем я рассчитывал.

Временами я возвращался к проблеме жестокого обращения с детьми и его влияния на последующую жизнь людей, подвергшихся в ранние годы психологическому и/или физическому насилию. Я разговаривал со многими из них, а также с теми взрослыми, которых тиранили собственные дети. Я знакомился с мужчинами и женщинами, страдавшими от истерической диссоциации, которая явилась результатом сильной психологической травмы, нанесенной в возрасте до семи лет. Для состояния, которое обычно называют расщеплением личности, трудное детство является непреложным условием.

И меня не отпускала мысль, что здесь необходимо своевременное вмешательство извне.

Сам я не хотел иметь детей. Нам с моей первой женой Нэнси было хорошо и без них. Она происходила из большой семьи, где хватало «скелетов в шкафу». Детство Нэнси не было безоблачным; будучи старшей из пятерых детей, она уже успела внести свой вклад в воспитание юного поколения. Мы жили насыщенной, полной жизнью, и в конечном счете каждый выбрал свой путь, не пытаясь тянуть за собой другого. Разошлись мы без сожалений, оставшись друзьями. И разумеется, нам и в голову не пришло завести ребенка, чтобы укрепить брак, распавшийся накануне тринадцатой годовщины свадьбы.

Моя вторая жена Лесли была прирожденной матерью и очень хотела детей. Но и со мной она тоже хотела быть, что и доказала, неожиданно переселившись ко мне однажды вечером. Впрочем, я рассчитывал, что у женщины, которая серьезно относится к материнству и с которой я подробно обсудил свои воззрения на этот вопрос, прежде чем завязать мало-мальски глубокие отношения, не должно быть иллюзий насчет детей в этом браке.

Прошло несколько лет, и я по-прежнему был уверен, что мы обойдемся без потомства. Конечно, жена все еще хотела детей, но на словах соглашалась со мной, понимая, что отцовство меня не привлекает. Вот почему я никак не мог ожидать, что в один прекрасный день жена объявит мне, что беременна. Первый триместр отдавал сюрреализмом: я знал о ребенке только со слов жены, плод был еще слишком мал, чтобы произвести заметные изменения в ее фигуре. Зато произошли психологические перемены со мне самом: я начал размышлять о грядущем родительстве и о том, как оно отразится на всех сторонах нашей жизни. И вдруг в конце первого триместра, когда я уже начал предвкушать будущее, о котором прежде не задумывался, у Лесли случился выкидыш.

Мы сдали анализы на фертильность и выяснили, что сперма у меня здоровая и отлично подходит для отцовства, а вот Лесли вряд ли сможет доносить ребенка до конца беременности. Любая беременность, даже такая, которая закончилась для нас столь трагически, была бы почти чудом.

– Думаю, надо усыновлять, – сказала жена.

И тут я вспомнил про Хиллсайдского душителя.

При усыновлении есть несколько вариантов. Можно выбрать ребенка публично или негласно, у себя в стране или за ее пределами. Многие предпочитают международное усыновление, но не учитывают, что такие дети часто становятся сиротами из-за войн и политических катаклизмов. У всех без исключения малышей есть пробелы в семейной истории, сведения о которой могут понадобиться в отдаленном будущем при возникновении медицинских проблем. Многие дети истощены, потому что в разоренных странах приюты не в состоянии снабдить каждого ребенка качественным питанием. Будущие родители нередко считают, что уменьшат риск, взяв грудного младенца. Но существует бесконечное количество неизвестных факторов, к тому же цена усыновления варьируется от двадцати пяти тысяч долларов до шестизначных сумм. Хуже того: несмотря на искренний альтруизм основной массы международных усыновителей, часть из них старается выбрать ребенка того же расового и этнического происхождения, что и родители. То есть детей принимают в семью, исходя из предрассудков, а не разумных предпосылок.

Частное усыновление[13], казалось бы, предоставляет отличный шанс спрогнозировать желаемый цвет кожи, наследственность и даже умственные способности и прочие факторы, имеющие значение для родителей. Такое усыновление обычно осуществляется через адвоката, хотя некоторые агентства тоже предлагают подобную услугу. Иногда приемные родители знакомятся с биологической матерью; в других случаях им предоставляют полный отчет о происхождении, генетических заболеваниях, состоянии здоровья и даже результатах теста на интеллектуальное развитие биологических родителей. Идея заключается в том, чтобы купить идеального, в представлении приемной семьи, ребенка. А правда в том, что эти малыши столь же непредсказуемы, как и дети неизвестного происхождения. Серьезный генетический сбой может произойти даже у «отборных» родителей, и наоборот, у матери с нежелательными особенностями иногда появляется дитя, чьи интеллектуальные способности и эмоциональная устойчивость намного выше, чем у приемной семьи.

Мы с Лесли обратились в наше местное окружное агентство и попросили ребенка с особыми потребностями – такого, от которого большинство откажется. Единственным критерием было отсутствие у него серьезных отклонений, которые требуют пожизненного специального ухода. В то время нам было уже под пятьдесят, и мы считали, что ответственность за больного малыша может взять на себя лишь пара на поколение моложе нас. А все остальное нас не пугало.

Обращение в государственное агентство по усыновлению оказалось совершенно оправданным. Стоимость минимальна, издержки после завершения процедуры компенсируются. Каждый ребенок обслуживается по программе государственной бесплатной медицинской помощи; и детям, и родителям доступны разнообразные службы психологического консультирования. Мы также получаем всю информацию по медицинской и семейной истории ребенка, которая имеется в распоряжении окружного агентства. Наша задача лишь в том, чтобы создать для малыша благоприятную среду.

Мы дали согласие на усыновление троих детей, хотя собирались начать с одного. Кроме того, мы согласились принять в семью ребенка, от которого действительно отказались все остальные.

Дети, которых деликатно называют «особыми», подразделяются на несколько категорий. Чаще всего пишут о малышах с синдромом приобретенного иммунодефицита, рожденных от ВИЧ-инфицированных матерей и заразившихся еще в утробе. (Не у всех детей ВИЧ-инфицированных матерей есть СПИД.) Их матери умерли или настолько больны, что не в состоянии заботиться о ребенке, а иногда им приходится отказываться от младенца из-за неподходящих жилищных условий или неуверенности в своих силах. Никто не знает, сколько проживет такой ребенок, но маловероятно, что он дотянет до подросткового возраста.