Признание вырвалось у Романа спонтанно, помимо его воли, но он больше не мог держать это в себе.

— Бог с тобой, с чего ты взял?! — опешил Сапковский. — Кого ты мог убить?

— Этого… ну, того, кто меня похитил.

— Ты был связан, он пытал тебя и намеревался задушить — так кто же из вас убийца?!

— Веревки не могут мне помешать, — тихо ответил Роман, внимательно разглядывая ногти на своих руках. — Я понял это вчера. Я хотел убить его… вернее, не так: я не собирался убивать, но очень хотел жить, понимаете? Я не мог позволить ему поступить со мной как с другими…

— Боюсь, я не понимаю тебя, Рома! — покачал головой психиатр. — Как, во имя всего святого, ты мог кого-то убить?!

— Я… я не знаю, честно… Это было похоже на сон, в котором мои руки и ноги были свободны, я мог стоять и обороняться. И я его ударил!

— У… дарил? — переспросил Сапковский. — Но как?

— Говорю же — понятия не имею! У меня внутри было что-то такое — как будто бомба, что ли? Я слышал, как она тикала, звенела, рвалась наружу… А потом она взорвалась… и убийца умер! Но я точно знаю, что его убило не то, что внутри у меня, а то, что было у него: я просто позволил его тьме столкнуться с моей и загнал все это обратно в него… Звучит глупо, да? Сам знаю, но я просто не понимаю, какими словами объяснить все, что произошло!

Потрясенный психиатр молчал, беспомощно глядя на пациента: он не находил слов, не находил объяснения тому, что описал Роман Вагнер. Если даже на мгновение предположить, что это правда… Нет, такого просто не может быть, а он, атеист, человек, не верящий в потусторонние или другие сверхъестественные силы, даже допускать подобных мыслей не должен. Скорее всего, Роман испытал сильнейший стресс, и его мозг таким странным образом среагировал на случившееся. Иначе все, во что Сапковский верит, все, чему он учился долгие годы, с чем имел дело за время обширной и разнообразной практики, — ложь, заблуждение, которое не стоит и выеденного яйца!

— Значит, убийца — сестра? — качая головой, пробормотал Дед. — Вот уж удивительное стечение обстоятельств!

— Да, — согласилась Алла, — мы с самого начала пошли по неверному пути. Узнав, чем занимался Гагин, мы сосредоточились на его окружении. Когда стало ясно, что к нему попал бесценный красный бриллиант, мы стали искать его, а не расследовать убийство!

— Ну-ну, не надо самобичевания! Дело-то раскрыто, верно? И не одно!

— И все-таки я ругаю себя за то, что сама же нарушила свое правило: не сосредотачиваться на единственной версии, а попытаться раскрутить все возможные, пока они не заведут в тупик и не останется одна, верная!

— Но вы же проверяли алиби сестры Гагина, насколько я помню?

— Разумеется, мы проверяли всех, кто мог иметь отношение к убийству, но проблема в том, что способ убийства лишал нас возможности с точностью определить, когда именно его совершили. Я имею в виду, что преступление и сама смерть имели место не одновременно: убийца опустошил ингаляторы, а уж Гагин попытался воспользоваться ими, когда ощутил в этом необходимость, ведь астматики принимают лекарства не по часам, а лишь испытывая проблемы с дыханием. Иногда они могут продержаться целые сутки, а то и дольше, особенно в отсутствие стресса.

— Выходит, вы знали время смерти, но не знали момента совершения преступления?

— Именно! Из-за отсутствия Ильи, которого выманили из дома и фактически похитили, Гагин и умер: будь сын дома, он вызвал бы «скорую».

— У него же это… не все дома, у Ильи-то?

— Не совсем так. Из-за болезни его, конечно, нельзя назвать полностью нормальным, однако он совсем не идиот — я общалась с парнем и могу сказать это наверняка! Да, там есть определенные проблемы, Илье необходим человек, который не позволит никому обидеть или обмануть его, но в быту он вполне самостоятелен.

— Но тогда как же гагинская сестра могла быть уверена в том, что Ильи не окажется дома именно в тот момент, когда у отца случится приступ?

— Не могла.

— И чем же она объясняет столь, гм… странный подход к преступлению?

— Провидением.

— Чем-чем?

— Насколько я поняла, Анна — фаталистка. Она решила так: если суждено, ее брат умрет, а если нет — что ж, значит, не судьба!

— Удивительно!

— Мне кажется, я понимаю, почему она поступила именно так. По натуре Анна не убийца, она обычная женщина, не склонная к насилию и жестокости. Несчастная женщина: брак не удался, сын вырос полным придурком… простите, Андрон Петрович, но другого слова не подобрать! На службе ее сократили, пришлось зарабатывать, ухаживая за чужими детьми, и новая работа Анне совсем не нравилась. Она привыкла работать с бумагами и компьютером, а тут приходилось угождать капризным малышам и их родителям. Она ненавидела такую жизнь!

— Ну, знаешь ли, многим приходится тяжко, но не все становятся убийцами!

— Вы правы. Анне в какой-то момент показалось, что жизнь налаживается, — когда брат попал в больницу с инфарктом, а она преданно ухаживала за ним. Оказавшись на грани жизни и смерти, Гагин впервые задумался о том, что же станет с его сыном после его смерти, и тогда ему показалось правильным восстановить связь с сестрой: в конце концов, она являлась единственной родственницей Ильи, если не считать никчемного Аркадия. Самое обидное то, что Анна, скорее всего, действительно стала бы отличным опекуном для племянника, ведь она всегда хорошо к нему относилась.

— Но Гагин решил иначе.

— Да, и все из-за племянника: Гагин посчитал, что нельзя доверять сестре наследство Ильи, ведь кредиты Аркадия повиснут на матери, а рисковать он не собирался. Поэтому выбрал другого опекуна, своего близкого друга Резо Домиташвили: тот и сам человек состоятельный, а значит, в деньгах и недвижимости Ильи нуждаться не будет. Возможно, сообщи он об этом сестре сразу, она бы так не обозлилась, но он тянул, позволяя ей питать несбыточные надежды. Потом он все же сказал, и это стало для Анны ударом: она рассчитывала на то, что