Дима Стекляшка перебил все бутылки у Стэна Липкого в баре «Зажигалка», пока не очнулся и не принялся плакать горько над осколками разбитой мечты.

Марк Щупальцы вообразил себя балеруном и стал танцевать вокруг шеста в том же баре, но запутался в руках, упал, ударился головой о шест и всю оставшуюся ночь провалялся без памяти, поэтому наутро выглядел лучше всех.

Старый аптекарь с Сокольницкой улицы Илья Гром увидел себя наркодилером, набрал целый мешок аспирина и попытался наладить наркобизнес в двух кварталах от аптеки. За что был жестоко избит благочестивыми гражданами, в которых наметанный глаз кентавра с легкостью узнал бывших наркодилеров.

Катька Провокация забыла о призвании стриптизерши и отправилась в школу. Ей привиделось, что она учительница начальных классов и опаздывает на уроки. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что ночью школа закрыта и никто не торопится к ней на урок.

Событий было много, одно другого чуднее. Мы сидели в участке и коллекционировали рассказы, которые приносили нам в рапортах кентавры.

Но самое главное событие ночи – арест Блоготуна. Его приволокли под самое утро. Жора Шайба постарался, вычислил местонахождение негодяя, а оперативная группа под командованием Джека Брауна взяла его за жабры.

С арестом Блоготуна сумасшествие на улицах города полностью закончилось.

* * *

Блоготуна привели на допрос, приковали к столу наручниками, чтобы не навредил кому.

Я его сразу узнал. Им оказался Жан Ферзь, владелец ателье по пошиву верхней одежды. Преуспевающий альтер, тихий, спокойный, добропорядочный, верный мой прихожанин. На каждой проповеди отчаянно зевает. Никогда бы не сказал, что он способен на подобное безобразие. А тут в тихом омуте такие демоны, что впору в вулкан лезть, там поспокойнее.

В допросе участвовали Ник Красавчег, Джек Браун и я.

Первым начал Джек. Он узнал подробности создания сети Блоготун, все технические особенности, как она воздействовала на психику альтеров, почему они сходили с ума, почему подменяли реальность лживой выдумкой, почему не могли выбраться. Жан Ферзь разоткровенничался. Он торопился покаяться, словно пришел на исповедь. Он делился такими техническими подробностями, которые не понимали даже наши эксперты. Оставалось записывать с надеждой, что в будущем найдется светлая голова.

Жан гордился собой, гордился своей особой миссией. Он считал, что создал новое искусство, которое не просто играло с воображением людей, а воздействовало на них, воспитывало их, создавало новых людей.

Я и Ник сидели молча. Слушали, впитывали, анализировали. Но я все же не удержался и спросил:

– Что двигало вами, Ферзь? Не от скуки же вы создали Блоготуна?

– Ненавижу я ВАС, альтеров. Если бы все пошло, как я спланировал, закрыли бы скоро Большой Исток, а всех альтеров по психушкам пересажали. Большего мы не достойны.

– Но ведь ты сам альтер, подбрось да выбрось! Как же так? – не смог я удержаться.

– А я себя больше всех ненавижу, – признался Жан Ферзь.

Больше нам с ним не о чем было разговаривать. С чувством выполненного долга мы отправились в «Зажигалку», предоставив Джеку Брауну завершить допрос.

– Никак не могу понять, зачем он запустил Блоготуна. Не от одной же ненависти. Ну, ненавидит он альтеров. Так написал бы бумагу-прошение и отправился бы на Большую землю, где нас нет. И всего делов-то.

– Не мог он по-другому. Сила у Блоготуна такая, что брат на брата пойти может, сын на отца, и каждый в правоте своей уверен будет на все сто. И никто их не переубедит, потому что они верят в ту реальность, что Блоготун для них создал. А в той реальности черное стало белым, а белое черным. И одного от другого не отличишь. Поэтому когда вырвались они из сети Блоготуна, то в первое время даже разобраться не смогли, где правда, а где ложь. Начался у них отходняк, все смешалось в бедных головах, вот и вцепились друг в друга, словно собаки бешеные. Пока разобрались, что к чему, делов понаделали, за которые еще долго стыдно будет, а некоторым всю жизнь грехи замаливать придется. Подбрось да выбрось. Не мог Блоготун по-другому поступить, потому что у него талант такой, особенность его. Он следовал своему призванию так, как его понимал. И это его путь, его карма, подбрось да выбрось. Он за нее в ответе.

Я ждал, репетировал предстоящий разговор и прислушивался к голосам родичей, которые говорили с землянами прежде, – пустил трансляцию записей напрямую в свою голову. Сейчас они меня успокаивали.

«Устраивайся в тени сурбату, наливай себе пива…»

«Наверное, нужно передохнуть. Выйдем на балкон, покурим?».

«Предлагаю сделать перерыв, выйти в сад, полюбоваться сакурой».

«Спокойно обдумайте мое предложение, покрутите спиннер».

У меня была задача посложнее всего, что они уже выполнили и над чем работали сейчас. Один из старших кузенов даже предлагал подменить меня, но я отказался.

В конце концов, именно я разглядел грустную полумертвую музу за плечом Брянцева.

* * *

– Я всем говорю, что мой сын – успешный бизнесмен! – динамик аж всхлипнул, и Егор отодвинул терминал еще дальше от уха. – Ус-пеш-ный! А ты что? А ты у мамы старпер!

– Стартапер, – в миллионный раз поправил Егор. – И довольно успешный, знаешь, наши дата-центры работают по всей стране, весь континент перешел на терминалы, а франшизы…

– Ус-пеш-ный! А тебя облапошивают твои же друзья! А я всем говорю, что ты…

– Ну так не говори! – в сердцах повысил голос Егор. – Не ври этим «всем»! И меня не обвиняй в своём же вранье, черт возьми!

Он бросил терминал на стол, и тот развернул рекламную голограмму про бег, счастье движения и самые удобные в мире бутылки для питьевой воды.

– Почему все вокруг меня врут? Почему они всегда врут, а? – спросил Егор у пустоты.

– Люди всегда были такими, – ответила пустота.

Егор поперхнулся.

– Что?

– Ты плохо слышишь? Я говорю, что люди всегда были такими.

Только что Егор был уверен, что в кабинете больше никого нет. Огляделся.

– Все социальные коммуникации выстроены вокруг лжи, – невозмутимо продолжал некто. – Ты тоже не можешь себе позволить слишком много правды, иначе потеряешь все контакты, которые у тебя есть. Примерно за неделю.

Егор потряс головой и огляделся. Стол-полумесяц, тумба подле него, большой аквариум у самой стены, стеллаж напротив и две двери. Никого.

– Скажи, а с каких пор тебя вообще тревожит ложь?

Мелькнула дурная мысль, что кто-то неуемно-веселый скрючился за столом и вещает оттуда. Егор оттолкнулся ногой, проехал на кресле до края стола, выглянул. Пусто.