Что там предлагал Ныряльщик? Мир, где нет лжи? Ну да, конечно.

Принесли заказ. Овсянка явно была пакетированной, быстрого приготовления. Гррр!

Егор представил диалог с официантом в мире, где нет лжи:

– А вот у вас в меню овсянка на молоке. Она вкусная?

– Нет. Склизкая дрянь с торговой накруткой в триста процентов.

– Фу-у!

– Чего фу еще? Тоже мне, цаца выискалась! Не нравится – вали домой и сам свари себе овсянку! Расселся тут с самого утра, покурить не даёт!

И строка в меню: «Каши, при виде которых твоя мама упала бы в обморок».

Разумеется, Егор больше не зашел бы в это заведение.

Он отодвинул тарелку и принялся за кофе. Конечно, всё будет культурно. Официант подойдет, с дежурной улыбкой спросит, понравилась ли еда, хотя будет видеть полную тарелку. Егор кисло ответит, что да, спасибо. И будет обходить это кафе стороной.

В общем, результат тот же, разница только в выражении лиц. Прав Ныряльщик, коммуникации выстроены вокруг вранья.

И что, иначе нельзя?

Егор одним глотком допил кофе и поднялся.

Дурацкий сон.

* * *

Сосредоточенный мужик на реактивном ранце нарезал вензеля вокруг воинственно вопящей негритянки. Она размахивала автоматом и ругалась, брызгала слюной, страшно выпучивала глаза – казалось, они сейчас выпадут из глазниц и покатятся по камням, подпрыгивая, как шарики для пинг-понга. Сотни длинных косичек прыгали по плечам негритянки, как живые.

– Это что? – ошалело спросил Егор, не ожидая ответа, и осознал, что висит в молочной пустоте.

– Это кто. Это Персей, убивающий Горгону, – отозвалась пустота голосом Ныряльщика.

Что-то шевельнулось в памяти Брянцева, и он поскреб виски.

– А что она ему сделала?

Пустота недолго молчала, клубясь туманом, потом ответила:

– Ничего. Это ей сделали. Отобрали бизнес, подставили, обманули, оболгали, вдобавок изнасиловали, а теперь вот убивают. И что ты думаешь – все вокруг будут считать, что свершилась справедливость. Потому что важно лишь одно – кто рассказывает и как.

Брянцев нахмурился. Память наконец расшевелилась и что-то исторгла.

– Где Персей взял реактивный ранец? В его мире не было реактивных ранцев. И автоматов. И…

– Кто тебе сказал, что он сейчас в своем мире?

Егор замер с открытым ртом, а Ныряльщик его добил:

– Собственно, реактивных ранцев там тоже не было. У него были реактивные наголенники и подмышечники. Да и автомат – не вполне. Но ты всё равно не смог бы представить то, чего в твоем мире нет, так что не бери в голову.

– Ты все-таки кто такой?

Пауза.

– Ныряльщик.

– Я уже слышал. Глупое прозвище.

– Если тебе больше нравится, можешь называть меня Дьяусом или Зеусом. Но из тех имен, которые твои прапращуры давали моему предку, лично я предпочитаю Ныряльщика.

– Твоему предку? Слушай, я не спрашивал, как тебя зовут. Я спросил, кто ты.

Пауза.

– Когда-то мой предок прилетел на эту планету на корабле «Утка». Люди тогда были совсем дурными и дикими. Из его историй о бесконечном множестве других галактик, в которых, как в океане, плещутся планеты- песчинки, люди не поняли почти ничего, и эта история породила один из самых расхожих…

– В общем, твой пра-пра-пра-кто-то – открыватель Земли.

– Нет. Еще раньше прилетал корабль «Гагара», но приземлился неудачно, кажется, ухнул в океан, а обшивка регатных кораблей…

– «Утка», «Гагара». Зоопарк. – Брянцев отвернулся от того места, откуда, как ему казалось, раздается голос, и стал наблюдать за виражами мужика на джетпаке.

– Дань традициям, – Егору показалось, что в голосе Ныряльщика звучат смущенные нотки. – Ежеэпохальные полеты по отдаленным галактикам. Иногда удается найти планету, где зарождается разумная жизнь. Ну, знаешь, как люди иногда отправляются в горы с одним ножичком и, быть может, встречают там горных коз. В общем, это мало кому интересно, но все-таки бывает.

Еще пауза. Негритянка визжит и впустую дергает затвором.

– Значит, мы опять во сне.

– Да. А что, ты случайно закинулся снотворным посреди дня?

Егор что-то вспомнил, хотя уверенности не было.

– Да, я… Я, кажется, хотел спросить, как это возможно. Ты что-то мне обещал.

– Другой мир.

– Теперь вспоминаю. Это же шутка?

– Нет. Я хочу, чтобы ты отправился в другой мир и толково поведал человечеству о том, что там есть. Тем самым ты создашь очередную мифологию, как это делали все прочие ребята до тебя. Но тот мир, куда отправишься ты, не будет похож ни на один из тех, что были прежде. Я думаю, он поможет открыть кое-что новое в вас, людях.

– Всё это звучит как бред.

Пустота молчала.

– Что это за другие миры? Просто сны, как этот? Иные измерения?

– Обычные обитаемые планеты. Поверь, их разнообразие.

Егор топнул ногой. Это было чересчур даже для сна.

– Как ты можешь отправить меня на другую планету? Я тебе кто, «Гагара»? Даже если. даже если бы я мог туда попасть, в моем мире к тому времени прошло бы сколько лет? Для кого я должен создавать эти мифы? Ай, да о чем мы говорим вообще, кто меня слушать будет?

– Егор, ты нервничаешь. Может, возьмем еще одну паузу?

– Попить воды, посмотреть на проспект? Спасибо, потом насмотрюсь. Так как ты собираешься всё это провернуть? Ну, если предположить, что я верю и согласен?

Вздох.

– Вас же уже несколько раз подводили к идее кротовых нор, только что носом в них не тыкали – и что вы сделали в связи с этим? Полное ничего. Наверное, нужно было показать вам их немного позже, а впрочем. Всё равно каждую идею, открытие, перспективную заделку вы немедленно тащите в быт, а не в науку. Непременно всё упрощаете, ошоп. пшопшоп.

– Опошляем?

Пауза.

– Точно. Вы же ничего не придумали и не создали сами, без подсказок. Удивительно тупая жизненная форма, и как моего предка только занесло сюда? Ко всему вас нужно подталкивать, дергать за нервишки, за эмоции, выдавать пинков, зажигать впереди путеводный свет! От мерцания очага в общинной хижине… хоть огонь вы сами научились добывать. от очага в хижине до прожектора паровоза, летящего в коммуну. Или прожектор был не у паровоза? А, уже не помню. Ну и свет далеких звезд, конечно. С ним вы вообще отличненько налажали. И всё движение – на подсмотренном, на украденном, на мифах и развенчании мифов: изустных, летописных, книжных, потом еще радио вам показали, кинематограф. Никак вы не хотите создавать – только подсматривать, переиначивать, брать на вооружение! Вы чистые обезь. вы как птицы, клюющие брошенное хозяйкой зерно и не видящие неба над головой! Да что там небо, вы не хотите даже посмотреть под ноги и наковырять червячков из земли!