поэкспериментировать, бросая различные предметы и наблюдая, куда они упадут, скатившись с крыши, – так дети часто развлекаются, бросая мячик. Но после выстрела лишь один человек, спустившись по лестнице, стал задавать вопросы о том, что здесь случилось… и это была наша героиня-наследница…

Ох-хо-хо.

– Ну, теперь давайте посмотрим, что у нас получилось, – сказала Луэлла.

Выйдя из салона «Изабелла», я вспомнила обещание Битси насчет нашей с ней крепкой дружбы и решила ей звякнуть.

– Может, встретимся за ланчем?

– Откуда ты звонишь? – Она инстинктивно понизила голос до шепота.

– Из телефонной будки в Виллидж.

– Ты что, лентяя празднуешь?

– Более-менее.

– Ну, тогда, конечно, можно и встретиться.

И она сразу взяла быка за рога и предложила встретиться в Чайнатауне в ресторанчике «Шинуазри».

– Я буду там через двадцать минут! – весело пообещала она, находясь в Верхнем Ист-Сайде.

На мой взгляд, ей нужно было как минимум минут тридцать, чтобы туда добраться, а мне – минут десять. Ну что ж, пусть у нее будет шанс, и я шагнула через порог старого букинистического магазина, находившегося рядом с салоном.

Магазин был удачно назван «Калипсо»[160]. Собственно, это было небольшое, залитое солнцем помещение с узкими проходами между покосившимися от старости стеллажами; старик-хозяин, обладатель на редкость шаркающей походки, выглядел так, словно его лет пятьдесят назад в наказание высадили на Мак-Дугал-стрит, как высаживали преступников на необитаемый остров. Он безо всякого энтузиазма ответил на мое приветствие и с явным раздражением повел рукой, указав на книги и словно желая сказать: Читайте, смотрите, если вам так уж это понадобилось.

Я свернула в первый попавшийся проход и прошла достаточно далеко, не желая находиться в поле зрения старика. На полках стояли напыщенного вида тома, но со сломанными корешками и потрепанными обложками – это был самый обыкновенный букинистический магазинчик, раздолье для богемы. Оказалось, что на этом стеллаже собраны биографии, письма, мемуары и различные труды исторического и документального свойства. Сперва я решила, что все это нагромождено на полки как попало: книги не были расставлены в алфавитном порядке ни по фамилиям авторов, ни по названиям; но потом выяснилось, что расположены они в хронологическом порядке. (Ну, разумеется, как же иначе.) Слева от меня были трактаты римских сенаторов и первых христианских святых, справа – мемуары генералов Гражданской войны и поздних Наполеонов. А прямо передо мной были авторы эпохи Просвещения: Вольтер, Руссо, Локк, Юм. Склонив голову набок, я старалась разобрать названия книг на потрепанных корешках. Трактат о том-то. Рассуждение на такую-то тему. Исследования и изыскания…

Вы верите в судьбу? Я никогда не верила. Господь свидетель, Руссо, Вольтер, Локк и Юм тоже не верили. Но примерно на уровне моих глаз на соседней полке, где середина восемнадцатого века уступала место более поздним произведениям, я увидела маленький томик в красном кожаном переплете с золотой звездой, выдавленной на корешке, и вытащила его, думая: а что, если это и есть моя Полярная звезда? И вдруг – о чудо! – книга оказалась «Избранными трудами» Отца-основателя нашего государства. Я перелистала ее и сразу после «Оглавления» обнаружила юношеские максимы Вашингтона, все сто десять. Книгу у старого букиниста я, разумеется, купила, причем всего за пятнадцать центов, и было ясно, что ему настолько же не хочется с ней расставаться, насколько мне приятно ее приобрести.

* * *

«Шинуазри», небольшой ресторанчик в Чайнатауне, недавно вошел в моду. Его внутреннее убранство являло собой некую фантазию на тему Востока, которая вскоре превратилась в самое настоящее клише: большие напольные фарфоровые вазы, бронзовые фигурки Будды, красные абажуры и строгая, почти безмолвная почтительность восточных официантов (представителей последней сервильной этнической группы в Америке, выделявшейся среди прочих иммигрантских группировок девятнадцатого века). В задней части обеденного зала был выход прямо на кухню, и через две широкие цинковые створки вращающихся дверей клиенты могли сами все рассмотреть и убедиться, что там царит атмосфера невероятной активности. Эта кухня не была похожа на склад продовольствия; скорее она напоминала деревенский рынок – прямо на полу стояли грубые мешки с рисом; повара, вооруженные мясницкими ножами, держали за горло живых цыплят. Естественно, сытый и благополучный Нью-Йорк просто влюбился в это место.

Передняя часть ресторана была как бы слегка отделена от общего зала широким алым экраном, на котором извивались драконы. Прямо передо мной какой-то широкоплечий человек с гнусавым выговором жителя одного из нефтедобывающих штатов пытался объясниться с метрдотелем, ухоженным китайцем в безупречном смокинге. Обоим собеседникам явно стоило постараться и сделать свой акцент менее заметным для нейтрального слуха образованных жителей Нью-Йорка, однако они этого не делали, считая, видимо, практически непреодолимым расстояние между теми точками на земном шаре, где каждый из них появился на свет.

Собственно, метрдотель пытался вежливо объяснить техасцу, что без предварительной записи он просто не в состоянии куда-либо посадить и самого этого джентльмена, и его компанию. А техасец втолковывал метрдотелю, что они отлично устроятся за любым столиком, какой найдется. Метр предложил зарезервировать столик на вторую половину недели. На что техасец ответил, что не находит, чтобы хоть один стол стоял слишком близко к кухне. После чего китаец словно временно впал в ступор и лишь молча, но с невозмутимым спокойствием, смотрел на техасца. Тот снова понял это по-своему: шагнул к метрдотелю и характерным жестом впечатал десятидолларовую купюру ему в ладонь.

– Конфузий[161] говорит, – заметил техасец, – услуга за услугу.

Метрдотель, которому, похоже, все-таки удалось уловить суть этого замечания, готов был от удивления поднять бровь, если бы она у него была. Вместо этого он бросил на техасца взгляд, исполненный мрачного презрения – мы-изобрели-бумагу-тысячу-лет-назад, а ты кто такой? – и, скованно махнув рукой в сторону обеденного зала, повел техасцев туда.

Пока я ждала его возвращения, появилась Битси. Я увидела ее, когда она передавала свое пальто девушке-гардеробщице. Чтобы столько времени сюда добираться, она, наверное, пешком шла, подумала я. Мы поздоровались и повернулись лицом к залу.

Как раз в этот момент я и заметила Анну Гранден. Она сидела в отдельном кабинете совершенно одна, и на столе перед ней в беспорядке стояли пустые тарелки. Она, естественно, и здесь чувствовала себя как дома. И выглядела отлично: короткая стрижка ей очень шла, да и одета она была со знанием дела. В ушах у нее красовались уже знакомые мне изумрудные серьги. Меня она явно не заметила – ее взгляд был устремлен в другую сторону, туда, где в конце коридора находились туалетные комнаты. Оттуда и появился Тинкер.

Он был очень хорош собой и вновь облачился