Обсуждая котлы из Казахстана и Киргизии, Спасская предлагает весьма привлекательное объяснение их размещения. Она думает, что кочевники весной на реках выполняли некие обряды, ставили сосуды возле воды, переходя на летние пастбища, и использовали их снова, вернувшись осенью. Эта гипотеза вроде бы подтверждается скоплениями котлов – иногда их больше чем один – с другими бронзовыми предметами. Если котел сам по себе имеет сакральный характер, можно понять такие находки. Как в Бошнягу, где на глубине полтора метра была найдена ручка от котла: ее нельзя осквернять. Можно предположить, что самой священной частью более шикарных гуннских котлов считались именно ручки. Вернер двигался другим путем, но пришел к тому же заключению. Хотя на равнинах Венгрии и Румынии не было специальных летних пастбищ, располагая котлы у рек, озер или болот, гунны могли сохранять старые обычаи в изменившихся обстоятельствах. В любом случае расположение целого ряда котлов у воды указывает на их использование в каких-то церемониях[126]. С другой стороны, нет никаких причин утверждать, что другие котлы могли быть обычной посудой для приготовления пищи, как те, что найдены в поздних сарматских захоронениях.

Развитие

Те или иные черты котлов время от времени появляются в догуннские времена, и это вовсе не является удивительным. Их функция объединяет все эти сосуды вместе: они имеют круглое «тело» и ручки. Савроматский котел из Оренбургской области, например, имеет почти цилиндрическое «тело», но ручки круглые, с шишкой наверху. В целом, однако, разница между скифскими, сарматскими, семиреченскими и дальневосточными котлами выражена четко. Вернер возвел «грибы» на гуннских котлах к трем выпуклостям на рукоятках поздних сарматских сосудов. Само по себе это вполне возможно, но сарматские яйцеобразные котлы не имели поставок и к началу III в. вышли из употребления. Круглые, низкие, плоскодонные «импортные» римские котелки – в основном их находили на нижней Волге – не имеют с нашими ничего общего.

Гунны изобрели свои котлы не на пустом месте. Их родство с такими же сосудами I в. из Китая, Монголии и района Ордоса давно признавалось японскими и западными учеными. Это правда, что котлы из захоронений хунну в Ноин-Ула и на реке Киран. имеют почти полукруглые «тела», украшенные выпуклыми линиями – широкими волнистыми кривыми, не имеющими параллелей с гуннскими котлами. Рукоятки круглые или прямоугольные, фестончатый верхний ободок – все это в наших котлах тоже не встречается. Между тем простые прямоугольные рукоятки, сравнимые с тем, что на котлах из Хёкрихта и Осоки, также есть на котлах из района Ордоса. На сосуде без подставки с продолговатым «телом», найденным в 1950 г. в богатом захоронении хунну во Внутренней Монголии, одна ручка была круглой, другая – прямоугольной. Судя по всему, прямоугольная ручка с фестончатым верхним ободком – вариант простой прямоугольной ручки. Есть много ручек с такими мелкими фестонами, что верхний ободок выглядит почти гладким.

Такач, я думаю, был прав, сравнивая фестончатый ободок из Ноин-Ула с ободком котла, найденного на озере Телецкое. Если представить себе скругленные треугольники котлов с Алтая поставленными на ножку, получится нечто похожее на «грибы». Это правда, что котлы из Северного Китая немного меньше, чем гуннские, и еще они, как правило, более низкие и широкие. Рукоятки в основном круглые, а подставки почти всегда перфорированные. Существуют еще и котлы из Ордоса – с вытянутыми «телами» и сплошными подставками. Гуннские не могли произойти от скифских или сарматских, не говоря уже о трехногих котлах из Семиречья. Если они и не являются прямыми потомками котлов из Ордоса, то определенно являются их родственниками. Часть ордосских котлов была отлита хунну специально для себя[127]. Но не вся ордосская бронза – ножи, кинжалы, пряжки, подвески и т. д. – имела хуннское происхождение. Ордосские котлы были связаны с мелкими ордосскими украшениями. Во Внутренней Монголии ордосские котлы находили в захоронениях, которые китайские археологи, возможно обоснованно, относят к 424–534 гг.

Чем дальше на запад, чем больше отличаются котлы от своих прототипов. Создается впечатление, что они попали под влияние по сути родственных, но богаче украшенных бронзовых и медных сосудов. На котлах с озера Телецкое (№ 16) и из Соликамска (№ 15) две выпуклые линии ленты начинаются под ручками и тянутся вниз по «телу» котла, резко изгибаясь наружу в нижних концах. Этот шаблон, не похожий на ордосскую бронзу, встречается на скифских котлах IV в. с Дона и I в. с Кубани. Те же два гуннских котла имеют вдоль ободка квадратные отсеки, образованные выпуклыми линиями, с одной или двумя линиями между противоположными углами. Этот образец, тоже отличный от ордосского, связан с одним из котлов из Чертомлыка.

Происхождение «висячих орнаментов» на котлах из Тертеля, Дессы, Шестачей, Осоки и Верхнего Конца остается туманным. Такач отметил, что аналогичные «подвески» встречаются на китайских сосудах неолитического периода, и вывел предыдущее из последующего. Учитывая, что глиняные «подвески» от медных отделяет более двух тысячелетий, такая связь исключена. Но параллель может дать намек на происхождение гуннских «подвесок»: они могут быть точной копией шнуров или бахромы. В раннем искусстве варваров, живших на границе с Китаем, равно как и в самом Китае, изображение шнуров на бронзе вполне обычно. Они могли выполнять и практические функции. Корейский сосуд из раскопок «гробницы золотого колокола» в Кёнджу (Корея) показывает, как кочевники перевозили котлы на большие расстояния.

Распределить все гуннские котлы по типологическим сериям представляется невозможным. Верхний край и стороны ручки котла из Ивановки вырезаны, как на фрагменте из Бошнягу, что вроде бы означает, что два сосуда были отлиты примерно в одно время. Фрагмент № 19 имеет такие же, как на котле из Шестачей, круги на «грибах». Представляется разумным выдвинуть гипотезу, что котлы с простыми гладкими ручками изготовлены раньше, чем те, что с «грибами». Но гунны вполне могли одновременно отливать и простые, и сложно украшенные котлы, возможно предназначая их для различных целей. Если когда-нибудь будет возможно точное датирование, то это практически ничего не изменит, поскольку сосудами пользовались несколько поколений. На некоторых заметны следы ремонта. «Срок жизни человека пятьдесят лет, – гласит казахская пословица, – а котел можно использовать и сто лет».

Разбросанные от китайской границы до Восточной Европы котлы, конечно, не показывают путь, каким они распространялись на запад. Пока их нет из Тувы и Минусинского района[128], не найдены они и в Казахстане, хотя есть в Хорезме.