– С какой стати? Где Куртц и где Сирия. Хотя, все на свете случается. В любом разе, как увидел я фотографию, так сразу его и вспомнил. Вряд ли это он, но похож очень.

Миша взял газету, покрутил ее в руках несколько минут, и отправился к себе на чердак. Там было холодно, с утра вытопленная печь успела остыть. Застегнув пальто, Миша уселся на табурет, оперся спиной о дымоход и задумался.

Чердак до самой застрехи был наполнен тишиной. Тускло светила сорокапятиваттная лампочка, в черном квадрате окна игриво переливался полумесяц.

«Итак, – отметил про себя Миша, – о лунниках и солнцевиках Драконов не слышал. Иначе бы не удержался рассказать. Его космогония построена на драконах. У Бэкона они почту разносят, а у Виктор Иваныча облагораживают человеческую породу. Забавный поворот. Интересно, что скажет Кива Сергеевич? Он-то, поди, давно толковал об этом с Драконовым. Оттого и меня к нему послал».

За спиной заскрежетало. Миша вздрогнул и вскочил с табуретки. Скрежет повторился, затем послышались постукивания и смутные голоса.

– Тьфу ты! Ведь это отец чистит печку перед вечерней растопкой!

Он приложил ухо к прохладной поверхности дымохода. Звуки приблизились, он хорошо различал голоса отца и матери.

– Зачем ты рассказал ему про Куртца? – упрекающе выговаривала мать. – Для чего ребенку знать о таких ужасах? Он впечатлительный мальчик, с тонкой нервной структурой. Видишь, как увлекается, то одним, то другим. И каждый раз с головой, без остатка.

– А зачем ты перевела для него дневник? – ответил отец. – Разве там….

Конец фразы утонул в скрежете совка по железной решетке поддувала.

– Это история нашей семьи. Он должен знать, откуда пришел и к кому относится. Не может человек висеть в воздухе, как дельтапланерист. Чтобы крепко стоять на земле, нужны корни.

– Куртц тоже история нашей семьи.

Голоса отдалились, потом раздался шум бумаги, легкое постукивание укладываемых друг на друга прутиков. Миша оторвал ухо от дымохода и сел на табурет.

«Забавный поворот. Да, очень занимательные истории. И у каждого своя. Но чужие рассказы не должны менять его, Мишину, жизнь. Какими бы интересными они ни казались».

Он расстегнул пальто, отогнул край свитера, ежась от прикосновения холодных пальцев к шее, снял веревочку со скрученной в трубочку охранной грамотой, открыл сундук и аккуратно уложил грамоту в одно из отделений перегородки.

В дневнике деда Абрама остались непрочитанными несколько страниц. Миша уселся на табурет, оперся спиной о начинающую теплеть поверхность печной трубы и погрузился в чтение.

ИЗ ДНЕВНИКА АБРАМА ГИРЕТЕРА

6 января

Прибыли в Шанхай. После долгого ожидания на рейде и суматохи с посадкой на катера, наконец-то, высадились на берег. Нас отвезли в русский квартал возле посольства. Квартал больше напоминает осажденную крепость, чем жилой район. Улицы перегорожены баррикадами, на каждом углу усиленные караулы, по мостовой цокают копыта лошадей казачьих разъездов. Китайцев почти не видно, прохожие на улицах и лица в окнах только русские. Одетые в гражданское платье не встречаются, иногда лишь прошуршит платьем женщина, а так сплошные шинели.

Мы с Михаилом Ивановичем первым делом отправились к военному советнику посла, и попросили нас принять. Военный советник, по существу комендант русского гарнизона в Шанхае, был занят и нас принял его секретарь, штабс-капитан с аккуратным пробором посреди головы, редкой, но ухоженной бородкой и коротко подстриженными желтыми усиками. Он с большой теплотой обменялся с нами рукопожатиями, и я заметил, что средний палец его правой руки перепачкан чернилами.

– Чем могу быть полезен героям Порт-Артура? – спросил он, усаживая нас на стулья возле заваленного бумагами стола.

Михаил Иванович рассказал ему мою историю, и передал документы Стаховского. Я, в свою очередь, предъявил свои бумаги.

Секретарь внимательно просмотрел те и другие, спрятал документы Стаховского в ящик стола, а мои долго вертел перед собой.

– Гиретер, Гиретер, – повторял он мою фамилию, словно пытаясь что-то припомнить. – Мне знакомо это имя. Одну минуту, я попробую кое-что выяснить.

Он легко поднялся из-за стола и вышел в другую комнату. Отсутствовал секретарь минут десять, затем вернулся с разочарованным видом.

– Пока ничего обнаружить не удалось, но я поручил проверить несколько папок.

На меня он смотрел по-прежнему дружелюбно, однако весь дальнейший разговор, посвященный подробностям обороны Артура, вел только с Лилье. Нижний чин к участию в беседе уже не допускался.

Примерно через полчаса в комнату заглянул человек в форме зауряд-прапорщика.

– Нашли? – прервав разговор, спросил секретарь.

– Так точно.

– Прошу прощения, – извинился перед Лилье секретарь и вышел другую комнату.

Отсутствовал он минут десять, а затем вернулся, держа в руках коробочку, обтянутую красным сукном и папку из голубого сафьяна.

Обойдя стол, он остался стоять и, торжественно поглядев на меня, сделал жест, приглашающий встать.

Я поднялся, Михаил Иванович вместе со мной. Секретарь открыл папку и медленно, тщательно выговаривая каждое слово, прочитал:

– Его Императорское и Царское величество, Государь Николай Второй за ревностное служение Российскому государству проявленное на море и особые заслуги перед императорским домом всемилостивейше жалует рядового Абрама Гиретера кавалером императорского и царского ордена нашего Святого Станислава третьей степени.

Он осторожно закрыл папку и протянул мне коробочку. На черном бархате сиял крест, поперек которого распростер свои крылья Императорский Российский орел.

– Его Императорское и Царское Величество также выражает вам личную благодарность, – добавил секретарь и передал мне папку.

– Кроме этого – сказал он, резко изменив тон и перейдя на обычный голос, – поступил запрос от Ильи Алексеевича Шатрова, капельмейстера Моршанского полка, буде окажется в нашем расположении рядовой Абрам Гиретер, направить его для прохождения службы в оркестр этого полка. Поскольку это событие произошло, я буду рад выписать вам необходимые документы и направить в Моршанский полк. Полк входит в армию генерал Линевича и дислоцирован под Мукденом. Завтра туда уходит наш транспорт. Поторопитесь сменить одежду, и сегодня к двадцати ноль-ноль прибыть в распоряжение начальника эшелона.

Мы вышли на улицу. Михаил Иванович протянул мне руку и произнес:

– Тебя хранит твой Б-г. Знаю, ты останешься жив, и еще послужишь во благо царя и России. Желаю тебе удачи.

Мы обнялись. Я припомнил благословение, которым наш праотец Яаков благословил когда-то египетского царя, спасшего от голода еврейский народ, и произнес его, заменив имя фараона именем Лилье. Михаил Иванович в ответ размашисто меня перекрестил и поцеловал.