– Мне вбивали в голову нечто обратное, но в целом я улавливаю твою мысль.

– Проблема в том, что я на самом деле не чувствовала этой чести. Конечно, было приятно, что выбрали меня из множества девчонок, включая тех, кто был намного красивее. И я ведь ничегошеньки не сделала для этого! Другие из кожи вон лезли, чтобы получить эту роль. Тебе и в голову не придет, на какие уловки, хитрости и подлости могут пойти обычные девчонки, пока не увидишь, как они бьются за возможность оседлать парадную композицию в День основателей.

– Какие уловки, например? – заинтересовался я.

– Лично я не делала ничего, – не ответив, продолжила она. – И была удивлена не меньше остальных, когда комитет выбрал меня. Но… я ничего не чувствовала, хоть ты тресни! Я махала рукой, царственная, как Мария-Антуанетта, и слегка опьянела от запаха свежих яблок, нагревшихся на солнце. Но, глядя на все эти улыбки и слыша аплодисменты, я совершенно ничего не чувствовала.

В этот момент солнце прорвалось сквозь завесу муссонных туч и заглянуло в «Каяни». Один луч скользнул по нашему столу и добрался до ее лица, разделив его пополам: небесно-голубые глаза в тени и алые губы в ярком свете.

– Вообще ничего не чувствовала, – повторили эти ярко освещенные губы. – И в тот раз, и в другие разы. И вообще, я никогда не чувствовала себя частью того городка, или той школы, или даже своей семьи. Никогда. Никогда в жизни у меня не было этого чувства.

– Лиза…

– А ты совсем другой, – произнесла она тоскливо. – И Карла другая. Вы принадлежите к тому миру, в котором живете. Я наконец-то это поняла благодаря официанту с его сценкой. Наконец-то я поняла.

Она подняла взгляд от многократно свернутой салфетки и посмотрела мне в глаза без всякого выражения.

– Где бы я ни жила, я не принадлежу к этим местам и этим людям, – сказала она. – Не ощущаю тесной связи. Даже с тобой, Лин. Да, ты мне действительно нравишься. Уже довольно долго мы вместе, и мне приятно быть с тобой. Но не более того. Ты ведь знаешь, что у меня никогда не было к тебе настоящего чувства?

Всякий раз, когда я пытался полюбить Лизу, мне в грудь упирался этот нож: эти сказанные ею слова, потому что она произносила их за нас обоих.

– Люди и не должны принадлежать друг другу, – мягко сказал я. – Это невозможно. Это первое правило свободы.

Она попробовала улыбнуться. Не получилось.

– Почему люди расстаются? – спросила она, возвращаясь к мучившей ее теме.

– А почему люди сходятся?

– Ты что, психиатром решил прикинуться, вопросом на вопрос отвечаешь?

– Ладно-ладно. Если в самом деле хочешь знать мое мнение, думаю, что люди расстаются прежде всего в тех случаях, когда они по-настоящему и не были вместе.

– А что, если ты боишься быть вместе с кем-нибудь? – спросила она, блуждая взглядом по столешнице. – Или вообще с кем бы то ни было?

– О чем ты?

– С недавних пор я чувствую себя так, словно комитет снова избрал меня королевой парада, хотя я даже не стремилась ею стать. Понимаешь?

– Нет, Лиза.

– Не понимаешь?

– Какими бы ни были наши отношения, я знаю точно, что ты избавилась от проклятия и снова встала на ноги. А этим можно гордиться, Лиза. Ты занимаешься любимым делом, работаешь с людьми, которые тебе интересны. И я всегда готов тебя поддержать в любой ситуации. И это хорошо, Лиза. С тобой все хорошо.

Она вновь подняла взгляд. Хотела что-то сказать. Рот приоткрылся, губы беззвучно подрагивали в такт мелькающим мыслям.

– Мне пора идти, – быстро произнесла она и поднялась. – Готовим новое шоу. Новый художник. Он… очень интересный. Надо все смонтировать за пару дней.

– Ладно. Я тебя сейчас…

– Нет, не подвози, я возьму такси.

– Я доставлю тебя на место быстрее любого такси в этом городе.

– Знаю. И еще твоя доставка гораздо дешевле, ковбой. Однако я возьму такси.

Я расплатился и вышел вслед за ней, спустившись по ступенькам на улицу – всю в пятнах и полосах солнца. Рядом была стоянка такси, и мы подошли к первой машине. Лиза уже открыла дверцу, но я ее задержал. Она на мгновение встретилась со мной глазами и тут же отвела взгляд.

– Не жди меня сегодня, – сказала она. – Новая инсталляция будет очень сложной. Так что будем работать круглые сутки в ближайшие пару дней.

– Пару дней?

– Да. Я, вероятно, останусь ночевать в галерее сегодня и завтра, чтобы… чтобы подготовить шоу к нужному сроку, понимаешь?

– Что все это значит, Лиза?

– Ничего это не значит, – сказала она и села в такси, которое сразу же тронулось с места. Она повернула голову и смотрела на меня из окна, пока не исчезла из виду.

Восторг любви, рождающийся мгновенно, как вспышка, редко бывает долговечным. И когда этот восторг угасает, никакая сила уже не может вернуть его во взгляд влюбленных. Сейчас мы с Лизой смотрели друг на друга как будто из глубины – той самой глубины, куда погружается покинувший нас восторг.

Свет померк, и тень опустилась на дивные сады былого. С полчаса я простоял на тротуаре в глубоком раздумье.

Я упустил что-то важное, какой-то более значительный конфликт, чем ее недовольство моей работой на Компанию Санджая или ее предложение завязывать интрижки с другими. Происходило что-то еще, но я не мог этого разглядеть или отчетливо почувствовать – как раз по той причине, что происходило это со мной самим.

Улица самозабвенно жульничала, когда я припарковал мотоцикл перед «Леопольдом», где фланировали проходимцы всех мастей, высматривая среди туристов потенциальную жертву. Я медленно провел взглядом слева направо вдоль улицы, проверяя, нет ли какой угрозы или, напротив, благоприятной возможности. Мои мысли уже начали выходить из тени – Лизиной тени, накрывшей сады былого, – когда я услышал голос:

– Лин! Какая удача, старик! Я как раз тебя ищу.

Это был Стюарт Винсон, и в донельзя возбужденном состоянии. В данный момент он оказался кстати. После непонятного разговора с Лизой мне было в самый раз отвлечься на что-нибудь вроде донельзя возбужденного человека, которого я никогда и не стремился понять.

– В чем дело, Винсон?

– Там одна девушка… Нужна твоя помощь. У тебя ведь есть типа ниточки в колабской полиции, верно?

– Какие ниточки?

– Ну, за которые можно подергать, чтобы решить вопрос. Так ведь?

– Я всего лишь знаю, кому и как можно сунуть в лапу.

– Вот об этом и речь! Ты не мог бы пойти со мной, старик? Прямо сейчас.

– Но…

– Прошу тебя, Лин! У этой девчонки большие проблемы.