ему инстинктивно не нравился, и вышел, ни разу не оглянувшись.

— Убить его? — спросил Филипп, кивнув в сторону закрывшейся за нгояма двери.

— Ты глупец, — воскликнул Джеррик, вскакивая с кресла. — Благодаря ему мы будем иметь час драгоценного времени.

Кобольд направился в янтарную комнату. На пороге, обернувшись, он приказал Филиппу:

— Спустись в подземелье и приведи ко мне внука Фергюса и его девчонку. Да поспеши!

Рарог уже был готов броситься исполнять приказ, но Джеррик остановил его. Злобно усмехнувшись, кобольд сказал:

— И передай надзирателям, пусть немедленно задушат Джелани. Уверен, его смерть станет неприятным сюрпризом для этого наглеца Тафари.

Филипп с облегчением вздохнул. Распоряжение Джеррика означало, что он не опасается мести заговорщиков. А, значит, может ничего не бояться и он, Филипп.

Рарог и сам не заметил, когда он перестал отделять свою судьбу от судьбы Джеррика.

Глава 9

В сопровождении нескольких рарогов Филипп спустился в подземелье. Когда они вышли из лифта, то не сразу заметили двух кобольдов-надзирателей, слившихся с сумраком пещеры. Их выдавали только маленькие злобные глазки, сверкающие во тьме красными огоньками.

«Повелитель Джеррик потребовал привести к нему мальчишку и девчонку», — мысленно обратился к ним Филипп.

Но кобольды даже не шелохнулись, как будто не услышали его. Филипп знал, что они выполняли только приказы Джеррика, которые тот отдавал им лично. Рарог разозлился, но усилием воли сдержался, понимая, что, проявив свой гнев, он лишь потеряет время.

«На тот случай, если вы вздумаете не подчиниться, Джеррик разрешил мне спустить с вас шкуры. — Филипп лгал, но старался делать это как можно убедительнее. — И я охотно выполню этот приказ».

Кобольды ничего не ответили, но один из них жестом показал, что рароги должны идти за ним. Он повернулся и раздражающей Филиппа шаркающей походкой направился вглубь пещеры.

Насколько глубоко этот этаж уходил под землю, не знал никто, кроме самого главы Совета XIII. Из благ цивилизации здесь был только лифт, все остальное носило на себе суровый отпечаток средневековья. Тишину нарушали капающая со стен вода да потрескивание факелов, то почти затухающих, то разгорающихся вновь. Звуки шагов по грубо обтесанным каменным плитам гасли под низкими земляными сводами пещеры. Филипп не любил бывать здесь, он сразу начинал задыхаться от недостатка воздуха. Таким он представлял себе жилище всеми отвергнутого Сатанатоса.

Стоит ли после этого удивляться, подумал рарог, что Сатанатос так жестоко мстит людям и духам… Сам он, проведя десять лет в одиночной камере посольства Эльфландии, где условия были несравненно лучше, возненавидел не только Фергюса, который обрек его на подобное существование, но и весь мир, ни в чем перед ним не виноватый. Ведь пока он, Филипп, испытывал адские муки, мир веселился и радовался жизни.

— И он заплатит мне за это, — скрипнул клыками Филипп. Но рарог и сам не понимал, кого он имеет в виду — мир или Фергюса. Обоих он ненавидел одинаково сильно, и затруднился бы с ответом, если бы у него спросили, кому из них он хочет отомстить первому.

Но мстить Фергюсу было проще и безопаснее. С него Филипп, когда вышел, благодаря Джеррику, на свободу, и решил начать. И пока что он не мог пожаловаться на то, что его долг эльфу остается неоплаченным. В его руках уже были внук эльфа и любимая девушка этого внука, к которой Фергюс явно благоволил. Подобно ему, Филиппу, они смогли испытать на себе все тяготы тюремной жизни. Но это было только начало. Придет время, и Фергюс тоже окажется в камере благодаря его, Филиппа, усилиям. Дойдя в своих размышлениях до этой приятной мысли, рарог повеселел и начал насвистывать La Marseillaise.

Но уже при первых тактах мелодии он вспомнил лейтенанта Дэвида Джеймза. Полицейского, который установил на свой мобильный телефон мелодию его любимой песни.

За последние дни произошло много событий. Они наслаивались одно на другое, и погребли под собой Дэвида Джеймза, как до него великое множество людей, с которыми по разным поводам пересекался жизненный путь Филиппа. Но почему-то именно с его судьбой рарог суеверно связал свою жизнь и смерть, и поэтому не убил его, а распорядился бросить в одну из камер этого подземелья, по соседству с Джелани, внуком Фергюса и его девчонкой. И теперь Филипп раскаивался в этом, считая, что его попутал Сатанатос. Но ничего уже не мог изменить. Он сам признал эту незримую кармическую связь, и с ней волей-неволей приходилось считаться.

Поэтому, внезапно вспомнив о лейтенанте Джеймзе, Филипп решил не полагаться на слепую судьбу. Он знал, что мстительный Сатанатос бессилен против тех, кто помогает себе сам.

Но сначала надо было выполнить приказ Джеррика.

Когда кобольд открыл камеру, в которой находилась Оливия, рарогу показалось, что девушка спит. Он грубо тронул ее за плечо, но она не очнулась, только жалобно застонала. Оливия была в глубоком обмороке. После недолгого раздумья он прошел в камеру Альфа, который встретил его настороженным взглядом, и сказал ему:

— Тебя и твою девчонку хочет видеть глава Совета тринадцати. Иди за мной!

— А где Оливия? — с тревогой спросил Альф.

— В своей камере, — ухмыльнулся рарог. — Девочка так сладко спит, что мне стало жалко ее будить. Я мог бы сам отнести ее наверх, но, думаю, тебе это будет приятнее.

— Ты принял правильное решение, — с презрением глядя на рарога, сказал Альф. — Независимо от мотивов, которыми ты руководствовался.

Вдруг Филипп почувствовал себя статистом в пьесе, главную роль в которой играл внук Фергюса. И это ему не понравилось. Но пока что все шло по его сценарию, и рарог стерпел это унижение.

Войдя в камеру Оливии, юноша осторожно взял ее на руки. Голова девушки склонилась на его плечо, и он почувствовал теплое дыхание на своей щеке. Волна нежности плеснулась в его груди. Но его встревожило, что тело девушки казалось почти невесомым, а ее дыхание было прерывистым и очень слабым. Альфу тоже приходилось нелегко, но ему удалось сохранить силу своих мускулов и бодрость духа. Сам он думал, что это произошло благодаря регулярным гимнастическим и умственным упражнениям.

Но было еще одно, о чем Альф не знал. В его жилах, помимо человеческой, текла кровь древнего эльфийского рода, представители которого никогда не сдавались, какие бы испытания не выпадали на их долю.

Об этом юноше мог бы сказать Филипп. Наблюдая со стороны за тем, как Альф бережно несет на руках девчонку, не сводя с нее влюбленных глаз, рарог вдруг заметил явное сходство мальчишки с Фергюсом. Причем не только внешнее. Но рарог промолчал. Он только мысленно внес