Эстер побледнела.

— И что дальше?

— А ничего. Все участники заговора болтали о нем повсюду, от ассамблеи до таверны, и сегодня утром их арестовали. Леди д’Обиньи исчезла, никто не знает куда. Но Уоллера арестовали, а с ним и еще с полдюжины заговорщиков.

Он помолчал.

— Кто знает, что вы здесь?

— Домочадцы. Я сказала, что мы решили вас навестить. Я подумала, что было бы хуже, если бы мы ударились в бега.

Он кивнул:

— Вы правы. Но я вот думаю, может, вам лучше уехать из Лондона?

— Всем?

— Только вам. У вас есть родственники где-нибудь за пределами Сити? Где-нибудь, где вы могли бы укрыться, пока не кончится вся эта паника?

Она покачала головой.

— Джон говорил, чтобы я ехала в Отлендс, если ситуация станет опасной. У него там все еще есть домик. Он все еще числится садовником.

Экономка просунула голову в дверь.

— Обед на столе, — сказала она.

— Я умираю с голода! — воскликнул Джонни и вместе с Френсис, сидевшей на подоконнике, глядя вниз на улицу, отправился в столовую.

Александр взял холодную руку Эстер.

— Пойдемте, съешьте что-нибудь, — сказал он. — За следующие десять минут ничего не случится. А я пошлю кого-нибудь из своих служащих в Вестминстер разузнать, что происходит.

За обедом Эстер не проглотила ни кусочка. Каждый раз, когда по улице за окном проезжала повозка, она ждала, что раздастся стук в дверь.

— В чем дело, мама? — спросила Френсис. — Мне кажется, что-то не так.

Эстер посмотрела на Александра.

— Вы должны рассказать им, — сказал он. — Они имеют право знать.

— Ночью приходил шпион роялистов и забрал лошадь отца, — сказала Эстер.

Новость поразила Френсис и Джонни до глубины души.

— Шпион роялистов? — переспросил Джонни.

— А как он был одет? — спросила Френсис.

— Ах, ну почему ты меня не разбудила? — закричал Джонни. — Я бы помог ему!

— На нем была накидка и… — Голос Эстер дрогнул от вынужденного смешка. — И совершенно дурацкая шляпа с перьями.

— Ох! — выдохнула Френсис. — А какого цвета?

— Да какая разница! — воскликнул Джонни. — Ах, мама! Почему ты мне не сказала? Я мог бы проводить его! Я мог бы поехать с ним и стать его пажом!

— Полагаю, что именно поэтому и не сказала, — мягко заметил Александр. — Твое место дома, ты должен оберегать свою мать и Ковчег.

— Я знаю, — сказал Джонни. — Но я мог бы поехать с ним и повоевать в парочке битв, а потом снова вернуться домой. Я — Традескант! Мой долг — служить королю!

— Твой долг — защищать свою мать, — Александр внезапно помрачнел. — Поэтому лучше помолчи, Джонни.

— А почему мы приехали сюда? — спросила Френсис, потеряв интерес к цвету перьев на роялистской шляпе. — Что происходит? За нами гонится парламент?

— За тобой — нет, — спокойно ответила Эстер. — Но если узнают, что за помощью он обращался в Ковчег, у меня могут быть неприятности.

Френсис тут же повернулась к Александру Норману и протянула к нему руки.

— Вы же позаботитесь о нас? — требовательно спросила она. — Вы ведь не позволите им забрать маму?

Он взял ее за руки, и Эстер заметила, что ему потребовалось усилие, чтобы не притянуть Френсис в свои объятия.

— Конечно, — сказал он. — И если я увижу, что ей грозит хоть какая-нибудь опасность, я найду для нее безопасное убежище, да и для вас всех.

Френсис обернулась к мачехе, все еще не выпуская руки Александра, и Эстер впервые увидела их как пару. Увидела, как его голова склоняется к ней, увидела, как она доверяет ему.

— Тебе придется прятаться? — спросила ее Френсис.

— Сейчас я схожу в Тауэр, — заявил Александр. — Посмотрю, что там новенького. Заприте дверь, пока я не вернусь. Не думаю, что они так быстро могли вычислить ваше имя и где вы сейчас находитесь. Мы опережаем их, по меньшей мере, на день.

Эстер обнаружила, что у нее пересохло во рту, и потянулась к стакану слабого эля. Александр улыбнулся ей быстрой, ободряющей улыбкой.

— Держитесь, — сказал он. — Я вернусь через час.

Маленькое семейство вернулось в гостиную. Френсис и Джонни снова заняли свои посты на подоконнике, но на сей раз они не обсуждали прохожих, они были начеку. Эстер сидела у камина, изнывая от безделья. Вошла экономка и принесла уголь. При ее появлении все вздрогнули.

— Я думала, вы захотите выйти прогуляться.

— Возможно, позже, — сказала Эстер.

Верный своему слову, Александр Норман появился приблизительно через час. Неторопливой походкой он прошелся по улице, остановился, чтобы поболтать с соседом, державшим небольшую ювелирную лавку, потом открыл свою дверь и вошел. Вид праздной жизнерадостности сразу же слетел с его лица.

— Плохие новости, — сказал он, предварительно проверив, заперта ли дверь в гостиную. — Леди д’Обиньи нашла убежище во французском посольстве под предлогом того, что семья ее мужа — французы. Но парламент потребовал ее выдачи, и они выдали. Ее будут судить за измену, она получила от короля полномочия на проведение военного набора. Она пыталась собрать армию прямо здесь, в Сити.

— Французский посол передал английскую леди из партии короля в руки парламента? — с изумлением и недоверием переспросила Эстер.

— Да, — мрачно ответил Александр. — Боюсь, у его величества во Франции меньше друзей, чем он думает. Возможно, Франция готовится к сделке с парламентом напрямую.

Эстер вдруг обнаружила, что уже стоит рядом с креслом, будто готовая немедленно сорваться с места и бежать. Она заставила себя снова сесть и начать дышать нормально.

— Эдмунд Уоллер — мозг всей этой безмозглой авантюры — схвачен и поет, как слепой дрозд, — продолжал Александр. — Надеясь спастись от Тауэра и плахи, он называет всех, с кем когда-либо разговаривал.

— А мое имя он знает? — тихо спросила Эстер.

Губы у нее онемели, и ей пришлось прилагать усилия, чтобы говорить разборчиво.

— Не могу сказать, — сказал Александр. — Я не хотел задавать слишком конкретные вопросы, чтобы не привлекать к себе внимания. Будем надеяться, что ваш визитер благополучно скрылся и что он слишком незначительное звено в цепи, чтобы привязать вас к заговору.

— Если только его не поймали на папиной лошади, — заметила Френсис.

— А если я скажу, что это я дал ему лошадь?.. — предложил Джонни. — Я могу сказать, что это я и что я — роялист. Они же не казнят меня? Мне же еще десяти лет нет. Меня выпорют, а я и не возражаю. Я возьму вину на себя, а тебя не тронут.