class="p">— Ты расцветаешь, — глубокий, грудной голос отца, вставшего рядом, заставил сердце биться от радости. — И умна ты не по годам. Сокровище мое, — шершавая ладонь скользнула по волосам и щеке, лаская. — Я благодарю Силы, что не прошел мимо Догира. Не раз и не два я спрашивал себя, почему ни одна женщина не родила мне сына или дочь, а теперь понимаю: чтобы я воспитал тебя, чтобы подарил всю свою нерастраченную любовь несчастному, озлобившемуся ребенку. Я наблюдаю, как ты меняешься, как оттаивает твое сердце. У тебя появились друзья и — не буду скрывать — поклонники. Я счастлив, что мы нашли друг друга. А ты?..

Она хотела закричать «да!», была готова повторить это тысячу раз, упасть на колени перед отцом, обнять и прижаться к ним: столько любви, столько добра и душевной теплоты она не видела ни до, ни после. То были самые прекрасные годы в ее жизни. Степь подернулась пеленой, и щеки закололо неестественным для хааната морозом. Сморгнув слезы, Киоре вернулась мыслями в Ройштален. Почему-то сейчас было тепло в груди. Не так, как рядом с отцом, но колющее, злое одиночество, в которое она окунала себя год за годом, отучаясь верить людям, куда-то делось.

— Вы плачете? — был самый банальный вопрос.

Усталость сжала плечи. Киоре никому, даже Эши, не рассказывала всей правды. Даже статуям в Догирах. И тем более священникам. А ведь герцог и в самом деле беспокоился о ней, и неважно, как о ребенке или как о женщине.

Вот почему бы ей не сбежать от Дорана? Почему не избегать его? Нет, она распаляла его воображение перерождением умершей супруги, доставала его в образе Киоре. Прилипла на бале, прикрываясь распутством Ноарике, а теперь мучила и в образе баронеты, заставляя возиться с собой. Ей ведь уже не нужно у него ничего узнавать…

Киоре настолько ушла в мысли, что не заметила поднесенного к лицу платка, который смахнул слезы. Простой, обычный жест, сказавший гораздо больше, чем любое сочувствие на словах. В голове молотками звучала тревога, просившая одуматься, сбежать, пока не поздно, но она не могла сделать и шага в сторону. «Еще день, один только день», — шептала самой себе в мыслях, обещая после сбежать, исчезнуть из жизни Дорана: она не имела права связываться с ним. Рано или поздно стальной герцог узнает правду и пожалеет, что утешал убийцу.

— Солнце слишком яркое, — с опозданием ответила она, отворачиваясь. — Пойдемте в дом.

Доран скинул плащ, и Киоре запахнула его, отгородилась, как коконом, от губительных чувств. В доме их ждал шум беседы: господин Джеммалсон вернулся и теперь спорил со своей дочерью. Узнав, что Киоре выходила из дома, приказал пройти с ним на осмотр.

— Воздержитесь от долгих путешествий и сильных потрясений на некоторое время. Также, пожалуйста, избегайте шумных мест хотя бы еще несколько дней, — таково было его заключение после осмотра.

— Спасибо. Но мне нечем расплатиться с вами.

— Его сиятельство объяснил…

Она покраснела, сцепила руки на коленях. «Что ж ему не молчится-то?!» — подумала Киоре.

— Не беспокойтесь, — румянец гнева для старика сошел за смущение, — я никому ничего не расскажу. В конце концов лечить — мое призвание, и кроме меня вас бы тут никто не спас, — мягко продолжил лекарь. — Запомните этот день как свой второй день рождения, и достаточно.

— Вы очень благородны, — склонила она голову, сжав подол на коленях. — Спасибо.

— Ну-ну, не стоит.

Киоре слабо улыбнулась, и Джеммалсон оставил ее в комнате одну. Вскоре спустились сумерки, быстро превратившиеся в ночь из-за налетевших туч. За окном посыпались с неба белые снежинки. Они порхали, падая на землю, растворялись возле зажегшихся фонарей, оседали белыми крупинками на брусчатке. Их становилось все больше и больше, все сильнее и сильнее кружили они в воздухе, стучали в окно, как будто требовали впустить внутрь вместе с холодом. Киоре взяла с кровати плащ и, убедившись в тишине за дверью, подвинула к окну пустой столик, постелила плащ и забралась на него, укуталась. Буря за окном набирала силу, и дорогу уже припорошило так, что прохожие оставляли следы на снеге. Вскоре улицы обезлюдели — все исчезли, скрывшись в домах, где ярко светились окна. Киоре смотрела, смотрела на танец белоснежной вьюги, пила его силу и отчаяние: по утру снег растает, обратится в лужи — всё-таки скоро короткое лето, и даже в этих суровых краях оно бесснежное.

Хотелось есть и пить, но она не могла выйти из комнаты, ведь где-то там добрая и ласковая Джемма и где-то там Доран, задумчивый и собранный. Обитатели дома явно были знакомы по прошлой, столичной, жизни, и мешать им Киоре не хотела. И не имела права. Так учила Эши.

…На юге империи всегда было тепло. Эши любила сидеть на террасе второго этажа, качаться в кресле, и порой Киоре составляла ей компанию, выслушивая очередную порцию мудростей или воспоминаний.

— Ты всегда будешь одна. Общайся, наслаждайся моментом, но не привязывайся. Ты уйдешь, исчезнешь из жизни человека, а больно будет обоим.

— В твоей жизни такое было, наставница? — рискнула она все-таки спросить: яркий запах цветов и ночь побуждали к откровенности, будоражили тело и разум.

— Вот неугомонная! — рассмеялась княжна, но тут же успокоилась, поджала сурово губы. — Было.

Больше вопросов Киоре задать не решилась. Она только ощутила, как прикоснулась к горячему, несмотря на прошедшие годы, нарыву, ощутила боль и отчаяние, запрятанные глубоко в сердце старой женщины.

— Если ты хочешь пройти этот путь, запри чувства на семь замков в сундук и выбрось его в океан. Твой друг — разум и расчет. Расчет и разум. Привязанности губят. Влюбившийся вор может обидеть свою пассию, а та выдаст его закону. Или ее убьют завистники. Или еще как-то используют. Только в одиночку ты достигнешь своей цели и сделаешь все так, как надо тебе.

Киоре внимала, впитывала мудрость, и каждое слово прорастало в ней, укреплялось, пускало глубокие корни. Она беззаветно верила Эши — великой женщине, которая десятки лет крутила дворянами, как хотела, которая всегда оставалась независимой, которая добилась всего сама. Она выжила, послужив государству, и в конце концов она добыла себе титул княжны, ушла на покой, чтобы насладиться им вдалеке от проклятого Тоноля и заговоров. Киоре хотела стать такой же сильной, независимой, способной решить любую проблему с выгодой. Ей, как воздух, требовался этот навык, чтобы отомстить, чтобы изменить свою жизнь, швырявшую ее подобно ненужной марионетке…

Киоре вздохнула, сев удобнее. Только теперь она поняла слова гадалки и руну Кузнеца. Прошлое руководило ей, зато