Хоть она и решила для себя, что поедет, но сочла нужным всеже посоветоваться с Маилсоном – даром, что ли, он стал называть себя ееимпрессарио? Совсем даже не даром, а за неплохие деньги.

Но Маилсону в это время было не до нее – он был занят тем,что старался соблазнить немецкую туристку, которая только что поселилась вотеле и загорала топлесс, поскольку была совершенно убеждена, что в Бразилиицарят самые свободные нравы (и не замечала, что на пляже она одна ходит,выставив голые груди на всеобщее обозрение, отчего всем остальным слегка не посебе). С трудом удалось привлечь его внимание к тому, что говорила Мария.

– Ну а если я передумаю? – допытывалась она.

– Я не знаю, что там в контракте, но думаю, швейцарецпритянет тебя к суду.

– Да он в жизни меня не разыщет!

– Тоже верно. В таком случае, не беспокойся.

Однако беспокоиться начал швейцарец, уже заплативший ей 500долларов и потратившийся на платье, на туфли, на два ужина в ресторане и наоформление контракта в консульстве. И когда Мария опять стала настаивать, чтодолжна поговорить с родителями, он решил купить два билета на самолет и лететьвместе с нею в ее городок – с тем чтобы за 48 часов все уладить, а черезнеделю, как и было задумано, – вернуться в Европу. Опять были улыбки иулыбки в ответ, но Мария начала понимать, что речь идет о документе, а сдокументами, так же как с обольщением и с чувствами, шутки плохи.

Весь городок впал в горделивое ошеломление, когда его дочь –красавица Мария – вернулась из Рио в сопровождении иностранца, которыйприглашал ее в Европу, чтобы сделать звездой. Об этом узнали все соседи – ближниеи дальние, – а все одноклассницы задавали только один вопрос: «Как это утебя вышло?»

– Повезло, – отвечала Мария.

Но подруги продолжали допытываться, со всякой ли, ктоприезжает в Рио, случается подобное, потому что это было очень похоже на эпизод«мыльной оперы». Мария не говорила ни «да», ни «нет», чтобы придать особуюценность обретенному ею опыту и показать девчонкам, что она – человек особый.

У нее дома швейцарец снова достал свой альбом и буклет иконтракт, а Мария тем временем объясняла, что у нее теперь есть свойимпрессарио, и она желает сделать артистическую карьеру. Мать, мельком глянувна те крошечные бикини, в которых были запечатлены девушки на фотографиях,тотчас отдала альбом и ни о чем не пожелала спрашивать. Ей было важно только, чтобыее дочь была счастлива и богата или несчастлива – но все равно богата.

– Как его имя? – Роже.

– По-нашему выходит Рожерио! Моего двоюродного брататак звали.

Швейцарец улыбнулся, захлопал в ладоши, так что всем сталоясно – смысл вопроса он уловил. Отец сказал Марии:

– Да он вроде бы мой ровесник.

Но мать попросила его не вмешиваться, не мешать счастьюдочери. Как и все портнихи, она много разговаривала с клиентками и приобрелабольшие познания в вопросах любви и супружеской жизни, а потому посоветовала:

– Знаешь, что я тебе скажу, доченька: лучшенесчастливая жизнь замужем за богатым, чем, как говорится, рай в шалаше. Небывает в шалаше рая. А там, куда ты отправляешься, у тебя больше шансов статьесли не счастливой, так богатой. А не выгорит дело – сядешь в автобус даприкатишь домой.

Мария, хоть и выросла в захолустье, но все же была поумней,чем представлялось матери или будущему мужу:

– Мама, из Европы в Бразилию автобусы не ходят, –сказала она для того лишь, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. – Ипотом, я же не мужа себе ищу, а собираюсь стать артисткой.

Мать поглядела на нее едва ли не с отчаянием:

– Если «туда» доедешь, то и «обратно» доберешься.Артисткой хорошо быть, пока девушка совсем еще молоденькая, пока красота ее приней. Это лет до тридцати. А потому не теряйся, найди себе честного ипорядочного человека, да чтоб любил тебя, и выходи за него замуж. И о любвиособенно не заботься – я поначалу совсем не любила твоего отца, но за деньгивсе на свете купишь – в том числе и настоящую любовь. А ведь твой отец совсемдаже не богач.

Да, это был совет не подруги, а матери. И 48 часов спустяснова уже была Мария в Рио, хотя перед отъездом успела зайти – одна,разумеется, – в тот магазин, где работала до своего отпуска, и попроситьрасчет.

– Слышал, слышал, что знаменитый французскийимпрессарио решил взять тебя в Париж, – сказал ей хозяин. –Удерживать тебя и отговаривать не стану, ищи свое счастье, просто хочу тебекое-что сказать перед разлукой.

Он достал из кармана ладанку на шнурке.

– Это – чудотворная ладанка Приснодевы Благодатной. ВПариже есть собор, выстроенный в ее честь, так что в случае чего можно тудасходить и попросить у Нее защиты. Видишь, что тут написано?

И Мария заметила, что вокруг образа Девы выведены слова:«Мария, без греха зачавшая, молись за нас и прими нас под Свой покров. Аминь».

– Слова эти повторяй хотя бы раз в день. И... – онзаколебался, но было уже поздно, – ...и если когда-нибудь надумаешьвернуться, знай – я жду тебя. Я упустил возможность сказать тебе одну простуювещь: «Я люблю тебя». Может быть, уже поздно, но все-таки мне хочется, чтобы тызнала об этом.

Что значит «упустить возможность» Мария узнала рано. А слов«Я люблю тебя» она к своим двадцати двум годам наслушалась предостаточно,причем ей стало казаться, что слова эти совершенно лишены смысла – ведь ничегосерьезного, глубокого, прочного и длительного они не приносили. И онапоблагодарила хозяина, спрятала эти слова куда-то в подсознание (никогда ведьне знаешь, какие каверзы подстроит нам жизнь, а помнить, что в чрезвычайныхобстоятельствах есть куда броситься, – приятно), одарила его целомудреннымпоцелуем в щечку и ушла не оглядываясь.

* * *