За всё время кошмарной поездки машина к первый разостановилась — как раз подъехали к железнодорожному переезду. Мимо с грохотомнесся поезд. У шлагбаума других автомобилей не было, только стоял белобрысыйдеревенский мальчишка, держа за руль слишком большой для него велосипед. Он слюбопытством глазел на роскошное авто, вглядывался в темные стекла, от нечего делатьсостроил рожицу собственному отражению и засмеялся. В ухо Николасу хмыкнулжелезнорукий Макс — сорванец его развеселил.

Потом раздался звонок, шлагбаум поднялся, и мальчишка,вихляя тощим задом, покатил вперед. На спине у него подпрыгивал ранец сцветными наклейками.

— Смотрим внимательно, — сказала Жанна, трогаясь с места.

Всё дальнейшее происходило на протяжении одной бесконечной,зависшей во времени секунды.

Увидев, как бампер разгоняющегося джипа нацеливается прямо взаднее колесо велосипеда, Николас закричал и рванулся. Макс тоже охнул, зажимне расцепил, но — видимо, непроизвольно — чуть-чуть ослабил. Этого люфта вдва-три сантиметра хватило для того, чтобы Фандорин в отчаянном рывке достал доруля.

Нос машины вильнул влево, едва чиркнув по велосипедной шине.И тем не менее, маленький седок полетел в кювет.

Тут охранник вовсе выпустил Николаса, оба обернулись иувидели, как мальчишка сидит на земле рядом с упавшим велосипедом, машет вследджипу кулаком и гневно разевает рот. Слава Богу, жив!

Утконос, тоже оглянувшийся назад, невозмутимо принял прежнююпозу. Макс же коротко дернул подбородком, и ресницы его слегка дрогнули, акогда он снова взял шею пленника в захват, то гораздо свободнее, чем прежде.

— То же самое я сделаю с вашим славным толстячком Эрастом, —пояснила Жанна. — Только отвести руль будет некому. Доходчиво показала? Нет?Тогда исполняю на бис. В этой глуши можно хоть всё население передавить — никтоне почешется.

Впереди, держась поближе к обочине, ехала целая стайкамаленьких велосипедистов. Должно быть, где-то неподалеку находилась школа.

— Держи его крепче, — велела Жанна, разгоняясь.

Макс сглотнул, но приказ выполнил.

И снова Николасу было то же самое видение, только в обратнойпоследовательности.

Сначала он увидел сверху грязный бинт шоссе, по которомушустро ползла жирная, блестящая муха. Зум дал увеличение, и муха превратилась вавтомобиль. Стала видна внутренность автомобиля: четверо людей, искаженное лицосамого Ники. А потом мир сжался до размеров Никиного тела, и сделалось ясно,что маленький мир с немногочисленным его населением — Алтын, Геля, Эраст — кудаважней мира большого. Без большого мира жить можно, без маленького — нет.

И Фандорин быстро сказал:

— Да. Да.

— То-то же, — усмехнулась Жанна. — И нечего про принципыболтать. У человека, который ради своих принципов не готов пожертвовать всем,нет права говорить «нет».

Свою часть сделки она выполнила — за долю секунды достолкновения с последним из маленьких велосипедистов слегка повернула руль.

Краткий миг облегчения в череде наползающих друг на другакошмаров — вот что такое настоящее счастье, понял вдруг Николас. И в течениенескольких последующих секунд был по-настоящему счастлив — насколько человеквообще может быть счастлив.

— Ваше счастье, что я спешу! — вскричал коллежский советник,видно, утратив терпение. — У нас в Новгороде с невежами поступают просто.Сейчас кликну полицейских, сволокут на съезжую да отсыпят полета горячих. Непосмотрят, что в сюртуке.

— Вы грозите мне поркой? — недоверчиво переспросил Фондорин.— Ну это, пожалуй, уже слишком.

Раздалось два звука: один короткий, хрусткий, второйпопротяженней, будто упало что-то тяжелое и покатилось.

Откинулась крышка проклятого короба, сильные руки вынулиМитю из капкана.

— Дмитрий, ты цел? — с тревогой спросил Данила, наскороощупывая освобожденного пленника.

Тот утвердительно замычал, еще не вынув изо рта кляп. Акогда вынул, показал на неподвижно раскинувшееся тело:

— Вы его убили?

Фондорин укоризненно развел руками:

— Ты же знаешь, что я убежденный противник намеренногосмертоубийства. Нет, я вновь применил английскую науку, но только не палочного,а кулачного боя. Она называется «боксинг» и много гуманнее принятого у насфехтования на колющих орудиях.

С этими словами он перевернул лежащего чиновника и коротко,мощно ударил его ногой в пах. Митя аж взвизгнул и присел — братец Эндимион одинраз двинул его этак вот между ляжек, притом не со всего маху, а коленкой инесильно. Больно было — ужас.

— Зачем вы его?

— Для его же пользы. — Данила обхватил Митю за плечи, повелназад в гостиницу. — Видишь ли, Дмитрий, на свете есть изверги, у которыхразгорается похоть на малых детей. После пропажи сына я к таким особеннопристрастен, хотя понимаю, что с медицинской точки зрения они никакие неизверги, а больные люди. Одним кратким ударом я произвел человеколюбивуюхирургическую операцию, помог этому господину избавиться от плотских забот ивернуться в ряды цивилизованного общества. Причем прошла операция безо всякойболи, ибо, как ты мог заметить, твой обидчик пребывал в бесчувствии.

В сенях он еще прибавил:

— Друг мой, не расстраивайся из-за этого безобразногопроисшествия. На свете много темного, но немало и светлого. И вот еще что.Давай не будем рассказывать об этом маленьком случае Павлине Аникитишне, у нееслишком чувствительное сердце. Хорошо?

— Хорошо.

— Однако ты весь дрожишь. Неужто так замерз? А ведь и вшапке, и в бекеше.

Дрожал Митя не от холода, а от пережитого страха, но развеобъяснишь это человеку, который, дожив до седин, кажется, так и не узналзначения этого слова? Как, должно быть, замечательно: жить на свете иничегошеньки не бояться! Ничего-преничего. Можно ли этому научиться или сие дарприроды?

— Годами ты львенок, но умом и сердцем настоящий лев, —сказал Данила. — Если б ты не принялся колотиться — и мычать, я поверил быэтому хитроумному безумцу и отпустил его.