Поблагодарив за разъяснение, отошли в сторонку. Слушатьдушераздирающие крики несчастных матерей, у которых отбирали сыновей, и взиратьна слезы дев, лишавшихся своих суженых, было тяжко.

— Что ты о сем думаешь, друг мой? — спросил Данила.

Митя увлеченно стал излагать свои мысли по поводу армиисвободных людей — те самые, которые не так давно пытался привить государыне икоторые привели к неожиданным и печальным следствиям. Фондорин слушал, кивал.

— Как это верно, мой добрый Дмитрий. Странно, что нашивластители не понимают простой вещи. Оборона отечества — важнейшее иблагороднейшее из занятий. Как можно поручать его зеленым юнцам, которые к томуже, судя по их сетованиям, не испытывают к сему ремеслу ни малейшей склонности?Я бы вообще поостерегся доверять столь ненадежным гражданам смертоносное оружиееще, не приведи Разум, нанесут увечье себе или окружающим. Пускай под ружьевстают те, для кого этот жребий желанен.

— Так ведь одних волонтеров, наверное, не хватит? —усомнился Митя. — Где их столько взять, чтобы всю империю оборонить? У наснедоброжелателей много. Только турков с поляками и шведами побили, а уже вонфранцузы подбираются.

— Хватит, отличным образом хватит. Видишь ли, Дмитрий,природа устроила так, что каждый год на свет нарождается известное количествохрабрых и непоседливых мальчиков, от которых в мирной жизни одно беспокойство.Войдя в возраст, они начинают безобразничать, буйствовать, бить своих жен, аиные даже становятся ворами и разбойниками. Вот из подобных нелюбителейспокойной жизни и нужно набирать войско. Плати таким воинам за опасную службущедро — деньгами, уважением, нарядной одеждой — и будешь иметь лучшую армию вмире. Очень большого войска и не понадобится, потому что один твой солдатдесять этаких горе-вояк побьет.

Данила показал на зареванных рекрутов и жалостливопоморщился. Тут подошел партионный начальник, и интересная беседа вынужденнопрервалась.

— А что, сударь, — обратился к Фондорину офицер, помявшись,— нет ли у вас в карете погребца с каким-нибудь напитком? Простыл по морозутаскаться. Так недолго и внутреннюю застудить.

— Отчего же, есть, — вежливо ответил Данила. — И не впогребце, а прямо с собой.

Ром для медицинских целей, первое средство от простуды.

И достал из кармана плоскую медную фляжку.

— О да! — просиял поручик. — Лучше рома только можжевеловаяводка! Вы позволите?

Потянул лапу к фляжке, но Фондорин накапал ему в крышечку —на один глоток.

— Более не рекомендую. Вы ведь на службе.

Офицер опрокинул крышечку и протянул ее за добавкой.

— Скажите, поручик, а что это у вас за невиданный мундир? Ядумал, букли, пудра, гамаши, тесный кафтан в русской армии давно отменены?

— В русской точно отменены, а в нашей, гатчинской, всезаведения по уставу великого короля Фридриха. Одна пуговка где расстегнись,двадцать палок. Даже офицерам. Недопудришься — пощечина. А просыплется пудра наворотник — того хуже, гауптвахта. Его высочество государь Наследник с этимстрог.

— Ах вот оно что, вы из Гатчины… — протянул Фондорин ивыразительно взглянул на Митю.

— Точно так. Велено набрать в Новгородском и Тверскомнаместничествах новый батальон. О, нас теперь много, целая армия! — Офицер получил-такидобавку, выпил и снова протянул руку. — Случись что в Петербурге… Ну, выпонимаете? — Он подмигнул. — Через три часа форсированного марша будем уЗимнего.

— Через три часа? В этаких тугих рейтузах и штиблетах накнопочках? Навряд ли, — отрезал Данила и отобрал крышечку. — Всего хорошего,сударь.

— Наслышан я о гатчинских заведениях, — продолжил он уже дляодного Мити. — У Наследника там свое маленькое немецкое княжество. Дома длякрестьян преотличные, каменные, стоят по ранжиру. Поселяне одеты чисто, наевропейский манер. У хозяек на кухне одинаковый набор кастрюль и сковородок,его высочество сам устанавливает, каких именно. За нарушение бьют. Нужно, чтобыподданные ничем не отличались друг от друга — такое у Наследника мечтание.

— Сущая правда, — подтвердил поручик. Он, кажется, нискольконе обиделся на Фондорина и, вероятно, надеялся получить еще одну порцию противупростудного средства. — Давеча стою на вахтпараде. Всё в роте как есть в полномаккурате: сапоги носочек к носочку, усы у солдат торчат одинаково, глаза тожепучат единообразно. А его высочество, гляжу, хмурится — недоволен чем-то.Присел на корточки, головой этак вот повертел. «Это, говорит, что такое?» Ипоказывает шеренге на середину фигуры, где обтяжные панталоны спереди топырятся.Я рапортую:

«Сие у роты причинные места, ваше императорское высочество!»А он мне: «Вижу, что причинные, болван! Почему в разные стороны глядят — уодних направо, у других налево? Чтоб у всех было направо!» Вот как у нас вГатчине. Хм. Не позволите ли еще ромом одолжиться?

Данила отдал ему всю фляжку. Покачал головой.

— Пойдем, Дмитрий. Спаси Разум бедную Россию. Что ожидает еес этаким императором?

Митя подумал немного и спросил:

— Так не лучше ли, если следующим императором станет Внукгосударыни? Я видел его. Он производит впечатление юноши умного и доброго.

— Возможно. Правда, Наследник тоже некогда был отрокомдобрым и рассудительным. Увы, мой славный друг: жизнь близ престола губительнадля ума и для сердца…

Они были на середине площади, когда один из конвойных,приложив ладонь к глазам, присвистнул:

— Ишь чешет. Как только шею не свернет. Со стороны Москвы,сопровождаемый шлейфом снежной пыли, мчался верховой.

— Не иначе кульер, на казенной, — лениво сказал капрал,пыхнув дымом из трубки. — Свою лошадку так гнать не станешь.

Фондорин взял Митю за руку.

— Вернемся к карете. Полагаю, операция по перемене подковызавершена, и мы можем следовать дальше.

Всадник тяжело проскакал мимо, Митя разглядел толькоразвевающийся черный плащ и круп вороного жеребца. Видно, дело у казенногочеловека было срочным.

Но возле дормеза тот вдруг осадил коня и гаркнул:

— Вот она где, голуба!

Голос был осипший от холода, но до дрожи знакомый. Пикин!Догнал!

— Если я не ошибаюсь, этот господин явился по нашу душу, —спокойно молвил Данила, чуть ускоряя шаг.

Митя же ничего не сказал, потому что стало очень страшно.