особого отклика. Разве что в семейной группе — дети, и то, скорее всего, потому что родители вызвали у меня ассоциацию с физической работой или с принуждением, с которым она сама ассоциировалась, и дети, соответственно, наоборот — вызвали сочувствие. Но какое-то отстраненное — явно речь не о моих детях шла, вообще о детях.

И вот еще друзья — тоже что-то смутное мелькнуло. Но я решила, что от раскаяния уже выдаю желаемое за действительное — если основным моим увлечением чтение было, то как им делиться с друзьями-то? Разве что придумать их себе, усмехнулась я. О, а воображаемых, виртуальных друзей в той пустоте и не оказалось — я о них даже не вспомнила.

Но самое странное, что спустя какое-то время из всего этого разнообразия слов начало постоянно выступать на первый план слово «Ангел», прямо как в первый раз. Я так и не поняла, что оно делало среди всех человеческих слов — возможно, это я постепенно свыкалась с мыслью, что я уже тоже Ангел.

Так я на следующий день все честно и рассказала женщине-Ангелу. В смысле, о результатах своих наблюдений. Ну и что, если я с ними чуть-чуть задержалась и особого успеха они не принесли — главное ведь, что мое Ангельское сегодня становится реальнее моего человеческого прошлого, правда?

Кстати, кровать на следующий день оказалась на своем прежнем песте. Но умолчав о своей бездарной трате времени на одежду, я постеснялась спрашивать женщину-Ангела о такой безделице.

— Интересно, — задумчиво произнесла она, выслушав меня. — Обычно в жизни почти у каждого человека есть хотя бы одна сильная привязанность. Впрочем, — добавила она в ответ на мое вытянувшееся лицо, — не исключено, что Вы никогда не были обычным человеком, даже в детстве. Осознание желания вырваться из рутинной человеческой жизни приходит в разном возрасте.

— А может быть так, что у меня не было ни семьи, ни друзей? — с неожиданной грустью спросила я.

— Такое бывает, хотя и очень редко, — пожала она плечами. — Я бы скорее предположила, по крайней мере, в отношении семьи, — через мгновение добавила она, вновь внимательно вглядываясь в мою реакцию, — что у Вас были и родители, и муж, и дети, но они оказались обычными людьми, и Вам не удалось найти среди них единомышленников, реализовать в отношениях с ними свою сущность.

— Возможно, поэтому я и чтением увлеклась? — предположила я.

— Более чем возможно! — довольно усмехнулась она. — Именно поэтому сейчас, оторвавшись от земной жизни, Вы о них ничего и не помните.

— А друзья? — спросила я.

— Как Вы сами совершенно справедливо заметили, — похвалила она меня, — чтение — отнюдь не коллективное занятие. Судя по всему, в нем Вы реализовывали свой еще не осознанный порыв вырваться из земной реальности. Я бы даже сказала, что Ваше желание уйти от нее вполне могло вызывать негативное отношение со стороны окружающих Вас людей, вследствие чего Ваше сознание блокирует любые воспоминания о них.

Я озадаченно нахмурилась. Если люди негативно относятся друг к другу, как они могут быть связаны любыми узами всю жизнь?

— Давайте сегодня поговорим о человеческих эмоциях, — ответила она на мой вопросительный взгляд. — И сразу хочу попросить Вас отнестись к анализу своих ощущений особо внимательно, поскольку эмоции составляют чрезвычайно существенную часть человеческой жизни и оказывают на нее очень сильное влияние, то есть обязательно оставляют какой-то след.

Я вся обратилась в слух.

Большинство человеческих эмоций существуют в парах, — необычно медленно, с расстановкой, заговорила она, — в единстве противоположностей. Любовь и ненависть, уважение и презрение, интерес и равнодушие, расположение и раздражение, уверенность и страх, восторг и отчаяние, настойчивость и уступчивость, неудержимость и смирение, зависть и бескорыстие, эгоизм и самопожертвование, неудовлетворенность и пресыщенность.

Самыми сильными, практически не подвластными контролю, чувствами, — чуть помолчав, продолжила она, — считаются любовь и ненависть, причем зачастую они переходят друг в друга и далеко не всегда взаимны. У людей эмоции вообще довольно часто меняются, и человек нередко действует под воздействием сиюминутного настроения, не анализируя его и даже не пытаясь управлять им. Наоборот — его эмоции владеют им, вплоть до того, что оказывают влияние на его здоровье и даже жизнь.

— Жизнь? — недоверчиво переспросила я.

— Именно под воздействием эмоций, — с улыбкой кивнула она, — люди совершают и самые страшные преступления, и самые великие подвиги.

— Кстати, для людей также довольно типично чувство неудовлетворенности, — снова помолчав, добавила она. — Люди в целом — существа достаточно неблагодарные, они жаждут положительных эмоций только в их отсутствие, а получив их, очень быстро пресыщаются и воспринимают их как должное.

Я внимательно слушала ее, но уже была почти уверена в результате следующего анализа своих воспоминаний. Так же, как и в первый раз, когда она говорила о человеческих увлечениях, как только прозвучало слово «раздражение», меня захлестнула волна узнавания. Да какого там узнавания! Меня ведь и здесь что ни день, так что-нибудь раздражало. Неужели это было самым главным чувством в моей человеческой жизни?

Мне очень не хотелось смиряться с этой мыслью, поэтому я взялась за все эти эмоции, как только женщина-Ангел покинула меня. Возможно, у меня уже какие-то навыки появились, но пустота заполнилась новыми словами очень быстро.

На этом, впрочем, мои навыки и закончились — куда бы я ни обращала свой мысленный взор, перед ним немедленно выскакивало — естественно! — раздражение! Сколько я ни пыталась отогнать его, оно маячило перед глазами, липло ко мне, пытаясь проникнуть в меня, как тот холодный белый свет. И судя по всему, ему это удалось — я почувствовала, что закипаю. Нет-нет-нет, еще не хватало, чтобы это чувство оказалось моим единственным и в новой жизни! Я почему-то вдохнула и выдохнула, почему-то три раза, и твердо приказала раздражению убираться прочь.

К моему огромному удивлению, оно тут же исчезло. Недоверчиво прислушиваясь к себе, я не сразу заметила, что место раздражения перед глазами заняла неудовлетворенность. Еще лучше! Я, что, еще и стремилась в прошлой жизни к этому постоянному раздражению? Впрочем, нет — неудовлетворенность не вызвала у меня чувства узнавания, скорее это было нынешнее ощущение, словно мне сейчас чего-то не хватало. Нет, туда же — к раздражению! Мне в прошлом разобраться нужно.

Как только эти неожиданные преграды на пути моего исследования исчезли, я вдруг заметила, что все остальные эмоции сгруппировались вовсе не в парах, как объясняла мне моя собеседница, а в каких-то немыслимых сочетаниях. Возле интереса, например, толпились уступчивость, смирение и самопожертвование. Ничего себе гремучая смесь, подумала я, но тем не менее, она казалась мне