– Я слышал все эти аргументы, – возразил Нортон. – И ужеустал от них. Простите, я ничего не имею против вас лично. Я просто говорю то,что думаю. Мне доверено управление этим капиталом. До сих пор я распоряжался имочень разумно. Несмотря на экономические преобразования, свидетелями которых мыбыли на протяжении последних нескольких лет, я могу с радостью констатировать,что размер вверенных мне фондов неуклонно повышался. К настоящему времениоставленный в мое распоряжение капитал значительно вырос. Недавно я полностьюлишил свою племянницу ее ежемесячного пособия. Она не получает ни цента.

На лице Мейсона появилось удивление.

– Как я вижу, – заметил Нортон, – она не поставила вас визвестность обо всех имевших место фактах.

– Я не знал, что вы полностью лишили ее денег, – ответиладвокат. – Могу я спросить о причине, которая толкнула вас на этот шаг?

– Конечно. Я считаю, что мою племянницу шантажируют. Яспрашивал ее об этом, и она отказалась ответить, кто именно требует у нее денеги что она такого сделала, что дала повод для шантажа. Поэтому я пришел квыводу, что будет лучше, если я полностью лишу ее возможности делать какие-либовыплаты наличными какому бы то ни было лицу. При сложившихся обстоятельствах,как мне кажется, ситуация должна прийти к завершению в течение несколькихпоследующих дней.

Нортон смотрел на Мейсона холодным взглядом. В нем не былосердечности, но и ни доли враждебности.

– Вы понимаете мое положение? – спросил адвокат.

– Естественно. Я рад, что моя племянница обратилась законсультацией к юристу. Я не знаю, договаривалась ли она об оплате ваших услуг.Если нет, я прослежу, чтобы ваш гонорар был выплачен из траст-фонда. Но мне быхотелось, чтобы вы убедили ее, что она бессильна что-либо предпринять.

– Нет, я получу свой гонорар от нее лично, – ответил Мейсон.– Я не связываю себя обязательствами дать какой-то конкретный совет. Давайтепоговорим о том, как именно вы собираетесь действовать на ваше усмотрение,вместо обсуждения того, имеете ли вы на это право.

– Это единственный вопрос, который не подлежит обсуждению, –безапелляционно заявил Нортон.

– Я в первую очередь пришел сюда именно за этим, –дружелюбно сказал Мейсон, пытаясь сдержать раздражение.

– Нет, это мы не будем обсуждать, – холодно повторил ЭдвардНортон. – Пожалуйста, ограничьтесь правами вашей клиентки, предоставленными ейпо завещанию.

Мейсон смотрел на хозяина кабинета ледяным, оценивающимвзглядом.

– Мне много раз приходилось убеждаться в том, что у каждогоправового вопроса имеется масса аспектов, к нему можно подходить с разныхуглов. Если вы, например, посмотрите на обсуждаемую нами проблему просто по-человечески,то…

– Я позволю вам говорить только об одном, – прервал егоЭдвард Нортон, – а именно: о законности учреждения траст-фонда и интерпретациизавещания. Но ни о чем больше.

Мейсон отодвинул стул и встал.

– Я не привык, чтобы мне указывали, о чем я буду говорить, ао чем нет, – сурово ответил адвокат. – Я представляю права Фрэнсис Челейн,вашей племянницы. И я буду говорить все, что пожелаю, в отношении этих прав!

Эдвард Нортон протянул руку к кнопке и нажал ее костлявымпальцем. Его жест был полностью лишен каких-либо эмоций.

– Я вызываю дворецкого, который проводит вас до выхода,мистер Мейсон. Я считаю разговор законченным.

Адвокат стоял напротив хозяина дома, широко расставив ноги.

– Тогда вам лучше вызвать сразу двух дворецких, да еще исекретаря в придачу. Им всем потребуется приложить немало усилий, чтобывыпроводить меня отсюда, пока я не сказал все, что собирался сказать. Высделали грубую ошибку, обходясь с вашей племянницей, словно с рабой или вещью.Это пылкая, легко возбудимая натура. Не знаю, почему вы решили, что еешантажируют, но если вы так уверены…

Дверь в кабинет открылась, и на пороге появился широкоплечиймужчина с каменным лицом. Он поклонился Нортону:

– Вызывали, сэр?

– Да. Проводите этого господина.

Дворецкий положил тяжелую руку на плечо Мейсона. Адвокатрезко сбросил ее и вновь посмотрел на Нортона.

– Никто не будет меня провожать или выставлять вон, пока яне сказал все, что собирался. Если эту девушку шантажируют, то вам следуетвести себя как живому человеку, а не кассовому аппарату, и дать ей поблажку…

За спиной Мейсона послышалось движение, и в комнату вбежалаФрэнсис Челейн. Она посмотрела на адвоката темными глазами, которые казалисьничего не выражающими. На лице было написано недовольство.

– Вы сделали все, что могли, мистер Мейсон, – сказала она.

Адвокат продолжал с хмурым видом глядеть на сидящего записьменным столом хозяина дома.

– Вы больше, чем просто казначей, или, по крайней мере,должны быть. Ей следует обращаться к вам за…

Фрэн Челейн потянула его за рукав:

– Пожалуйста, мистер Мейсон, пожалуйста. Я знаю, что выпытаетесь мне помочь, но ваши слова приведут как раз к противоположномурезультату. Пожалуйста, ничего больше не говорите.

Мейсон глубоко вздохнул и вышел из кабинета. Дворецкийзахлопнул за ним дверь. Адвокат повернулся к Фрэнсис Челейн и воскликнул:

– Это самая упрямая, хладнокровная и абсолютно лишеннаячувств личность из всех, кого я когда-либо встречал на своем пути! Простоайсберг какой-то!

Она взглянула на него и рассмеялась:

– Я знала, что, если попытаюсь объяснить вам, насколькобезнадежно упрям мой дядя, вы мне не поверите. Так что я воспользовалась шансомдать вам лично убедиться в том, что он собой представляет. Теперь вы понимаетенеобходимость принятия законных мер?

– Хорошо, мы их примем, – мрачно заявил Мейсон.

Мейсон вошел в свой кабинет, открыв дверь, запертую на ключ,подошел к письменному столу и поднял пресс-папье. Под ним лежал конверт спометкой «Строго конфиденциально». Мейсон разорвал конверт и увидел записку,написанную почерком Фрэнка Эверли:

«Роберт Глиасон и Фрэнсис Челейн обратились за разрешениемна вступление в брак четвертого числа прошлого месяца. Они официальнозарегистрировали брак восьмого числа в Кловердейле».

Внизу стояла подпись: инициалы помощника Мейсона.

Адвокат несколько минут смотрел на сообщение, затем заложилбольшие пальцы рук в проймы жилета и стал ходить по кабинету. Через некотороевремя он отправился в библиотеку, достал один из справочников, посвященныйзавещаниям, и начал читать. Он прервал чтение только для того, чтобы подойтиеще к одному книжному шкафу и взять том «Тихоокеанского репортера». Напротяжении часа он просматривал отчеты о слушаниях дел в суде, а затем снял сполок еще несколько томов по интересующему его вопросу.