Глядя, как парочка шествует к двери, я прикусила губу.Лысый, толстенький, коротконогий Дегтярев и высокая блондинка с роскошнымиволосами, в которую нежданно-негаданно превратилась Маня, выглядели весьмакомично. К тому же у Маруси по математике никогда не было даже четверок,сплошные «отлично», а Дегтярев не умеет сложить семь и восемь. Так что кто комудолжен объяснять алгебру, понятно сразу.

– Это твой муж? – удивился Генка.

Я на секунду замялась.

– Ага, – неожиданно влезла Ленка, – гражданский. Всю жизньживут, никак не распишутся. Богатый человек, однако. Тут все его: дом, машины,вещи…

Я потеряла дар речи. Ну ладно Аркашка, он зол на Генку сдавних пор. Понятна и реакция Зайки, она решила отомстить тому, кто обижал вдетстве ее мужа. Маня захотела уесть отчима, постаравшегося избавиться в своевремя от ненужного ребенка… Но Ленка-то чего лезет?

– Ой, у вас собачки, – решил сменить тему Генка, – вон тот,толстенький, такой милашка! На моего Коломбо похож, у меня бульдог. Эй, идисюда, на кусочек сыра!

Мопс Хуч, который сел около стола сразу, как только пришлигости, лениво поднял морду и, собрав на лбу складки, уставился на Генку.

– Ну, давай, торопись, – улыбался тот, – неужели тебе сыр ненравится? Да быть того не может!

Вот тут он не ошибался. Больше всего на свете Хуч обожаетсыр и в любое другое время мигом бы оказался возле человека, протягивающеголакомство. Но сегодня Хучик не торопился. Он медленно встал, потянулся,протяжно зевнул и… вышел за дверь. Генка положил отломанный кусок на тарелку. Явконец обалдела. Да, приходится признать, мой бывший муж никому не пришелся повкусу.

Утром мы с Ленкой поехали к ней домой. Живет она в высокойблочной башне, стоящей на шумной магистрали. Двора у дома нет, дверь подъездавыходит прямо на тротуар, по которому беспрестанно течет поток гомонящих людей.Сами понимаете, что пешеходы использовали подъезд как общественный туалет.Бедные жильцы пытались бороться с этой бедой. Ставили кодовый замок, домофон,железную дверь. Ничто не помогало. Замки ломали, домофон портили, а стальнуюдверь ухитрились сорвать с петель. Но потом на первый этаж въехала новаяжиличка, баба Клава, и воцарился долгожданный порядок. Уж не знаю, правда ли,что она работала конвоиром в тюрьме, но эта пожилая дама с выкрашенными вжелто-соломенный цвет волосами навела ужас на всю округу.

Сначала она велела превратить довольно просторное помещениеподъезда в некое подобие накопителя перед входом на зону, а потом стала навахту. Для тех, кто никогда не бывал в местах не столь отдаленных, поясню.Накопитель – это такое узкое пространство между двумя железными решетками. Напервой, как правило, висит табличка «Больше двух не входить». Вы жмете назвонок, лязгает автоматический замок, и дверь открывается. Но не успеваете вывойти внутрь, как она с ужасающим грохотом захлопывается, и вы ощущаете себямышью, попавшей в узкую клетку. Впереди запертая решетка, сзади тоже, а сбоку,за железными прутьями, сидит женщина, полноватая блондинка с «химией». Голосом,лишенным всяких эмоций, дежурная требует документы.

И вас начинает бить озноб. Теперь представляете, каквыглядит подъезд дома, в котором живет Ленка? Будучи пенсионеркой, баба Клававесь день проводит на посту, за что получает от жильцов зарплату. Старуханадежна, как швейцарский банк. Ей оставляют ключи от квартир, просят, уезжая вотпуск, поливать цветы или кормить кошку. Баба Клава тщательно выполняет всепоручения. Есть у нее еще одна особенность – фотографическая память. Увидевчеловека один раз, она больше никогда не забудет его лица. Сами понимаете, чтомимо такой лифтерши не то что мышь, таракан не проскочит незамеченным.

– Здравствуйте, Лена, – кивнула баба Клава, – и вам, ДарьяИвановна, добрый день.

Вот еще одна непостижимая вещь: ну каким образом онаухитрилась запомнить мое имя?.. Я совсем не часто бываю у Лены.

– Скажите, Клавдия Петровна, – улыбнулась я, – не помнитеслучайно, кто вчера положил в почтовый ящик Гладышевой пакет?

Старуха прищурила выпуклые глаза.

– Помню, конечно.

– Кто? – в один голос закричали мы с Ленкой.

– Так почтальон.

– Какой?

– Обычный, одна она у нас, который год ходит, и не упомню,Соня, татарка.

– Вы точно знаете? – решила уточнить я.

– Естественно, – хмыкнула старуха, – больше некому по ящикамшарить.

– Может, кто посторонний прошел…

Баба Клава вздохнула:

– Дарья Ивановна, мне с этого места всю площадку видать, аящики вот они, рукой подать. Когда кто к ним подходит, всегда гляжу, чтобычужой не открыл по случайности. И за почтальоншей приглядываю, хоть она иработает давно, да всяко бывает. Сейчас журналы дорогие, не доложит кому,скандал начнется. Нет, я все записываю. Все как в аптеке, полный учет.

– Ну еще другие люди приходят, – не успокаиваюсь я, – сбесплатными изданиями. Газеты приносят, каталоги всякие, рекламу.

– Я таких внутрь не пускаю, – скривилась лифтерша. – Возьмустопку и сама разложу. Мне неприятности среди контингента не нужны. Эти,которые с бесплатными газетами шляются, люди непроверенные, бог знает чемживут! Может, по подъездам воруют.

Не успела она закончить фразу, как двери лифта распахнулисьи из них вылетел мальчишка лет восьми с клюшкой в руке. Баба Клава нахмурилась:

– Роман, ты куда?

– Так на пруд, в хоккей играть, – ответил паренек.

– Пропуск давай!

Я удивилась: какой такой пропуск?

– Нету, – тихо сообщил Роман, – мама забыла оставить.

– Иди домой, уроки делай, – спокойно ответила лифтерша. –Нет пропуска – нет выхода!

– Я уже все сделал.

– Тогда давай разрешение на прогулку.

– Мама забыла, она…

– Роман, – железным голосом заявила дежурная, – наш разговорбесполезен. Ступай домой. Единственное, что могу тебе посоветовать: позвониматери на работу, пусть она со мной соединится и отдаст устное разрешениевыпустить тебя.

Паренек молча побрел в лифт. Его фигура была полна скорби,клюшку он волочил за собой. В полном обалдении я поинтересовалась:

– У вас имеются документы на выход?