мы что с едой, что с оружием, застрянем в песках, пока нас не настигнут нэогары. Возможно, нужно переждать…

– Нет, – вмешался Джаин, – Фолт прав. Хватит с нас ожиданий. Мы обещали людям свободу начиная с этой ночи, и нам нельзя подвести их.

– Нам и без еды обойтись нельзя, – смиренно напомнил интеллигент. – Если оружия в Евразии много, и нэогаров нет, что в принципе не факт…

– Факт! – вставил видом своим похожий на солдата раб. – Император объявил Евразию зоной отчуждения. Попытка там поселиться приравнивается к измене, и даже патрулирование с целью разведки давно прекращено. Ни разу никого так и не словили…

– Ну хорошо, – покорно кивнул человек без очков, – в любом случае, имея отрыв от преследования Империи меньше суток, мы не успеем ничего кроме как вооружится с Евразийских складов. Провизия нам необходима, хотя бы пока первую волну нэогаров не отгоним от границ.

– Это тоже мудро, нам нельзя оставаться без припасов, – выдохнул негласный предводитель – Джаин. – Трудами продовольственного министра за пустыню вывезли все консервы, которые император счёл невкусными. К тому же, там остались поля и сады, но каков с них урожай мы не знаем… Нам необходима пища на первое время, а лучше и на второе, – с этим словом повстанец улыбнулся.

– Меня вскоре начнут искать, и снова изобьют, если тут же не найдут, – человек из лаборатории, с квадратным лицом и выступавшими скулами, очевидно нервничал, и обоснованно. – Если больше обсуждать нечего, мне пора.

– Под контролем рабов находится всё, даже слишком многое, – с лёгкой улыбкой проронил Джаин. – Последние три года мы соблюдали осторожность, но сегодня можно раздвинуть грани допустимого. Переправьте хранителя карт на границу Империи дотемна. Пускай люди держат наготове оружие, и защищают его, если придётся. До восхода луны осталось около шести часов, и мы должны успеть. Либо человечество отправится в Евразию этой ночью, либо никогда. Провал – недопустим, – Джаин научился говорить тихо, и вести себя как истинный, оберегающий каждого друг. Но временами он долженствовал становиться лидером, и пробил тот самый час.

Неизбежно, переждав эпоху тьмы – над Империей поднялось солнце, золотыми пальцами стуча в покои Вэнтэра. Владыка перевернулся на другой бок, избегая колкостей восхода, но не только его присутствие мешало спать. В дверь трижды стукнул настойчивый кулак, отняв вместе с мраком тишину.

– Император! – раздался голос генерала, окончательно разорвав связь имперских век. – Люди сбежали!

А это разорвало связь императора со сном. Властителя подбросило кверху, и он впился миг назад спавшими глазами в Кана.

– Что?! – словно раненный зверь взревел он. – Как?! Куда? – такого гнева на нём не было уже давно.

Заправляя верхние вещи в нижние и мучаясь с непослушным ремнём, растрёпанный тиран спеша раскрыл двери тронного зала.

– Мне плевать в Евразию или на Луну! Немедленно верни их! – резко развернувшись на подходе к столу заседаний, потребовал Вэнтэр. – Если сбежали ночью, далеко не ушли. И Чана ко мне! Живо!

Кан забыл не то что кивнуть, а даже руки за спиной собрать. Он вылетел из тронного зала быстрее, чем слова вылетали из уст воеводы.

– Ох, зря они это, – тихим гневом молвил мальчишка, чуть не проткнув ногтями ладонь.

Когда на пороге раздался тихий шорох, успевший поправить тёмные волосы и мятую одежду Вэнтэр всадил взгляд в амбразуру, где тенью показался Чан.

– Вызывали, император? – прошелестел он, остерегаясь проходить дальше.

– Вызывал! – крикнул император, сделав лицо каменным. – Твои рабы нагло смылись из Империи! Как ты можешь это объяснить? – даже не в полном крике мальчуган был грозен, точно нэогар.

– Я… я не знаю, не понимаю… клянусь, это… они воспитаны безупречно! – Чан покрыл стыд мнимой уверенностью, но что это против гнева Вэнтэра… тем не менее, что-то в его лице переменилось.

– Первый разумный человек – Джаин, верно? Он остался в Империи? – подняв бровь, вопросил бывший нэогар, не скрывая иронии.

– Нет, – качнул головой разработчик.

– Это его ты назначил ответственным за воспитание. Но его-то воспитывал ты. Кто из вас виновнее?

– Это не мог быть Джаин, я за ним хорошо следил! – набравшись смелости, выдал профессор. Обижать самое ценное творение, самый главный дар, не позволит даже покорный технолог.

– Тем не менее, больше провернуть такое – некому. Он единственный раб, наделённый властью править другими рабами. Ты сам обучал его, сам вкладывал оружие из знаний в автономные руки. Вот он и вздумал поднять восстание, – разведя десницы, Вэнтэр откинулся на твёрдый трон.

– Простите, император. Это моя вина, – глядя прямо предводителю в глаза, перестал сопротивляться разработчик.

– Да, твоя, – выпалил тиран, оторвавшись от спинки. – Но что сделано, то сделано, – добившись подчинения, размяк воевода. – Возврат рабов на их места, даже не обсуждается, как и наказание. Главным зачинщиком я считаю Джаина, его мы публично казним. Что до остальных… лишишь их бессмертия, – распорядился мальчишка, так просто, словно пожелал доброго дня.

– Что? – подобного тона не ожидал и сам Чан. – Казнь Джаина я понимаю, но к чему лишение бессмертия? Именно на нём держится выгода в рабах! – воскликнул разработчик, взмахнув кулаками.

– Да, и вместе с выгодой, на нём держится их опасность. Оставаясь без хозяина, они нередко устраивали беспорядки, отбиваясь от общества и формируя разбойные группы. Может хоть смерть напомнит им, что главенствуют здесь нэогары!

Многое мог бы ответить президент «научного единства», указать владыке на ошибки и глупости, но спорить с императором себе дороже.

– Я всё сделаю…– буркнул Чан, понимая, в чьих руках покоилось его будущее. Не скрывая недовольств, он покинул зал. Дверь за ним хлопнула, но Вэнтэр закрыл на это глаза. Одиноким, он вновь устроился на троне.

– Нечерта всяким жить без конца, – буркнул он, закрыв глаза. Его светлокожие пальцы стали массировать виски, и он добавил:– Пускай стареют, болеют и помирают. Больше бояться будут…

Страх всегда гнездится там, где есть жизнь. Страх за её потерю, за потерю близкого, за провал… страх за предательство, которого лишился император, но который дышал в затылок Джаину.

Колоссальная процессия, несравнимая ни с чем, кроме рабского побега – светлой от намотанных на головы тряпок волной захватила пустыню. Предводитель сказал, что важнее уберечь от солнца голову, остальная кожа если обгорит, сознанье не отнимет. Вот многомиллионный муравейник из голых спин и укутанных голов плёлся через мириады дюн, под солнцем огромным, и жарким. Вялый марш разрозненных на гигантскую территорию людей почти что смыкал два берега пустыни- Перешейка, куда не редко заходили самые восточные беглецы, дабы хоть слегка охладиться. Среди дюн, утопая в жгущем песке – звавшиеся гордыми революционеры теперь походили на муравьев, испечённых солнцем.

– Джаин, – после глотка противно-тёплой воды, окликнул повстанца один из его приближённых, тот, на ком что тогда, то и сейчас – был белый халат из имперских лабораторий, – тыл передаёт замеченных в паре километров нэогаров, – правый глаз человека был закрыт, левый щурился, а щетина нагоняла лишние годы. – Империя выслала не больше двух легионов, но они движутся не пешими, а на вездеходах. Не все конечно, около половины. Но часть нагонит нас уже к полудню, а вторая добьёт, если первых откинем.