отдалилась от Евразии. Но как бы водитель не старался умчать от разоренных сражением земель, бунтарь всё ещё мог их видеть. Он не в силах был разглядеть как Кан, в полной тишине, под мрачным небом, лишённым яркости звёзд – махнул рукой. Зато он отчётливо увидел невероятный взрыв, заставивший ночь на мгновение стать днём. Мощь этого взрыва не подчинялась рамкам фантазии; огромный огненный гриб высотой до самого неба расцвёл в сердце Евразии, пробудив на просторах мусорных земель ударную волну, что сравняла с почвой любой объект, посмевший быть выше муравья. Бурливший напор раскалённых ветров вдарил и по Кану, доведя его броню до сотни градусов. Но он даже не сдвинулся с места. Его руки по-прежнему сжимались за спиной.

Пока громогласный взрыв утихал, обращая надежду на свободу в пыль – Джаин, прекрасно это видевший, замер на месте. Его пустое лицо, больше не изменилось.

Помимо внешности, в императоре осталось ещё кое-что истинно детское – нетерпение. Ждать положенного срока для него было худшим наказанием. Связь с генералом отправленных на задание войск поддерживал штаб разведки, но Вэнтэр знал сроки задержки донесения новостей. Хоть прошло уже семь дней с начала операции, и первые партии захваченных рабов прибыли в Империю с рассветом, ни слуха о генерале с Джаином не явилось. Смирившись с затишьем, властитель утешался отчётами.

– Простите, я вас не отвлеку? – робко спросил Чан, приоткрыв дверь в тронный зал.

– Смотря с какой целью пришёл, – негостеприимно ответил владыка.

– Я разработал инъекцию смертности для людей . Пришёл только уточнить, уверены ли вы, что это необходимо?

Император устало выдохнул, опрокинув голову прежде, чем откинуться на трон.

– Рабов следует наказать. Бессмертными, они, конечно, будут желать свободы, но стоит им увидеть смерть, как мысли будут заняты её оттягиванием, – холодно изрёк тиран.

Чан понурено покачал головой, не решившись заводить спор.

– Если Джаина схватили живым…– проронил учёный.

– Расстрелять его на глазах каждого прихвостня! – перебил профессора гневный крик мальчугана.

– Понял, – сухо ответил Чан. Его резкий разворот и грубое обращение с дверью, сполна отобразили недовольство.

С той стороны роскошного кабинета, он отступил лишь пару шагов от сомкнутых дверей, прежде, чем выкрикнул:

– Чёрт бы тебя побрал! С какой лёгкостью ты портишь мои лучшие творения! – не сбавляя шаг, выдал профессор. – Созданное мною безупречное тело, не знающее старости и смерти – запачкано твоей наглостью и самолюбием! Мой лучший опыт и самый выдающийся ученик; единственный, кто наконец воспротивился тебе, и его ты убить собрался! – Ударив кулаком стену, и породив сеть расколов над началом ступенек, ученый замер на месте. – Даже, если я пред тобой бессилен, когда-нибудь, ты познаешь ужас подчинения! – сквозь гневное отчаяние выдавил Чан, после чего, резко зашагав, скрылся среди ступеней.

Стоя у дверей тронного зала, это лицезрел Кан. Как давно он ожидал, знал только он, но его мрачный взгляд говорил о давности наблюдений.

Вэнтэр, едва завидев ближайшего помощника – блеснул высокомерной улыбкой.

– У тебя ведь хорошие вести?! – нетерпелив был его голос.

– Да, Джаин доставлен в темницы дворца живым.

– Отлично! – хлопнул мальчишка ладонями. – Начни приготовления к его казни.

– Не желаете услышать доклад, о проведённом сражении? – властитель насторожился.

– В нём есть что-то важнее моего приказа? – с сомнением прозвучало недовольство.

– Люди, несмотря ни на что, уничтожили пятьдесят тысяч нэогаров нашей армии. Это поразительно, учитывая пропасть между нашими возможностями. Но более всех поразителен Джаин, – озвучил Кан. Император, услышав это, левой рукой шлёпнул свой лоб, устало растирая лицо. – Он, простой человек, но смог увести из-под нашего носа пять миллионов людей, провести их через пустыню, и воодушевить на сражение с имперским войском, – едва закончил Кан, как вставил император:

– Он не был простым человеком тогда, и не является им сейчас. Багаж его знаний может соперничать с Чаном, а наглость, нужная для восстания против меня – будет наказана. Люди ответят за свои ошибки, но только Джаин расплатится за каждого, кого увёл за собой.

– Во время битвы, погибло полтора миллиона человек. В Империи пребывают чуть меньше трёх с половиной миллионов, и каждый из них, до сих пор верит в Джаина. Он сплотил их – стал их лидером. Его смерть может вызвать необратимые последствия, – махнув рукой, остерёг генерал.

– Какие последствия? – усмехнулся покоритель. – Они достаточно умны, чтоб понимать – любое их восстание будет подавлено. Что они могут?

– Восстание – лучшее, на что они способны. В принципе, им нечего терять. Что им стоит отказаться работать, позволяя делать с собой всё что угодно, вплоть до убийства?

– Создадим новых рабов. Какие проблемы?

– И эта история, будет повторяться до конца времён.

– Ладно, чёрт вас всех дери. Что ты предлагаешь? – положив подбородок на скрещенные пальцы, поинтересовался Вэнтэр.

– Оставить Джаина в живых. Пусть люди верят в вашу милость и избегают гнева. Мы покажем всему свету, что Джаин остался на службе в замке. Благодаря этому, люди последуют его примеру и благополучно продолжат трудиться, – рассудительно пояснил генерал.

– Хм, почти гениально, – осклабился мальчишка. – Хорошо, главный бунтарь останется в живых. Но он, как и все – лишится бессмертия.

– Наказание неизбежно, – расслабленно согласился полководец.

– С официальной причиной разобрались, – устраиваясь на троне, невзначай молвил владыка. – Теперь, я хочу узнать твой истинный мотив, – сменив лицо на дружелюбное, молвил император.

– Это так очевидно? – смущённо отвернулся Кан. – Джаин, настолько поразил меня своей самоотдачей, несгибаемостью воли, что я бы предпочёл казнить хоть всех рабов – взамен его. Я считаю верхом несправедливости, казнь такого выдающегося человека, – с некой грустью, пояснил нэогар.

– Скажу тебе честно: если бы не ты, уже завтра самонадеянный революционер до отвала наелся бы пуль. Но я предпочитаю прислушиваться к мнению моих приближённых, даже если речь о личных принципах, – с едва заметной улыбкой, перестал спорить Вэнтэр.

– Спасибо, император, – благоговейно склонил генерал голову. Вэнтэр ответил небрежным кивком…

Властитель всегда был суровым, всегда принимал всё как должное, а когда желаемого не получал – пускался во все пути кары. В подданных его, где-то на глубине их мечтаний жила надежда, что став человеком, тёплым и бессмертным, вечно молодым и властным, он изменится, но нет, это не соответствовало правилам Вэнтэра. Как и не в правилах Чана было тянуть время, особенно с поручениями тирана.

Профессор приступил к исполнению приговора возвращенных рабов на следующий же день. Хоть вместе с главой «научного единства» в этом участвовал весь его штат, активнее всех помогал Джаин. Стыд за провал он пытался хоть как-то перекрыть, безболезненно отбирая у людей вечную жизнь. Только он вводил укол с заветной смертью аккуратно и по всем правилам; остальные – не церемонились.

Основную массу рабов подлечили, одели в целую одежду, но возвращать хозяевам не спешили; кто-то ожидал укол со «старостью», чьего-то хозяина пока не нашли, от кого-то отказались – вот толпы людей и ютились в тюрьмах, ненужных заводах под строгой охраной, или наспех установленных центрах, для особо требовательных учёных федерации Чана. Добравшись до одной из таких, Джаин, державшийся от Чана на дистанции и, по мере возможности сохранявший молчание, наконец приблизился к невысокому нэогару в белом халате и с контрастным узором на лице. Он поднял с подноса заготовленный шприц, и введя тонкую иглу близ ключицы, робко молвил:

– Сколько, мы теперь будем жить? – собрат дёрнулся, но зелёный раствор весь утоп в его теле.

– У вас около восьмидесяти лет, – безынтересно ответил учёный. – Хотя, всё это очень условно…– обернулись коралловые очи к карим радужкам первого раба.

– Восемьдесят лет, – это прозвучало нежданно обречённо. – Пыль, рядом с бессмертием…