— Не двигаться! — прогремел Олег.

Он сдернул с замершего мужика холстяной рушник, подхватилжаровню, отвернув от жара лицо, бегом вернулся в комнату. Навстречу уже бежаливоины, в их руках зловеще блестели мечи и топоры.

Олег с размаха швырнул жаровню им под ноги. Горящие углирассыпались густо, покатились, оставляя за собой дымящиеся дорожки. Сразувспыхнуло желтое пламя, взвились тонкие струйки черного дыма. Один воин успелперепрыгнуть через пламя, но напоролся на меч Олега. Остальные прижались кстенам, начали осторожно продвигаться вперед, выставив перед собой мечи итопоры.

Все заполнялось дымом, сразу стало жарко, в горле запершило,а в глазах началась резь. Олег отступил обратно, захлопнув дверь и торопливозадвинув толстый железный засов. Повара исчезли, в углу мелко тряслась худая,как вобла, женщина с серым лицом.

— Уходи, — крикнул Олег. — Терем из сухихбревен! Предупреди соседей.

Женщина покорно выскользнула через боковушку. В дверьгрохали тяжелым, доски трещали. В щель просачивался черный, как деготь, дым.Удары участились, за дверью орали, выкрикивали проклятия. Олег с мечом наизготовкубегал по поварне, стучал рукоятью в каменные стены, топал, вслушивался изо всехсил, надеясь услышать гулкий ответ.

За дверью тяжело грохнуло, послышался топот убегающих ног.Олег зло оскалил зубы: не вытерпели, а ведь осталось два-три удара — дверь бырухнула. Впрочем, в горле першит, глаза слезятся от дыма. Вот-вот вовсезадохнется, если немедля не отыщет вход в подполье. Должен быть здесь,вповарне! Не тащить же в самом деле запасы издалека, проще поднимать снизу прямок котлам, вертелам, жаровням...

Он бегал по кругу, кашлял, тер кулаками слезящиеся глаза.Стены скрылись за волнами густого дыма, он задыхался от жара, волосы на головепотрескивали, а рукоять в ладони разогрелась, взмокла.

Внезапно, уже почти теряя от удушья сознание, он что-то ощутилпод подошвой. Задыхаясь, упал на колени, подцепил ногтями утопленное в каменнойплите засыпанное сверху сором, рыбьей чешуей и просто залепленное грязьюжелезное кольцо. Кашляя, потянул плиту на себя, едва не задохнулся отпахнувшего холодного воздуха.

Не помнил, как скользнул в подвал. Каменная крышка бухнулапо стене, отгородив от дыма, огня и сухого жара.

Не двигаясь, он пошарил правой рукой по стене. Уже бывал втаких подвалах: во всех племенах и у всех народов, детей Ария, в таких глубокихподпольях справа на уровне груди в стене делали неглубокую выемку...

Пальцы, скользя по плесени, коснулись деревянной полочки,Олег невесело, но с облегчением улыбнулся. Даже в такой мелочи! Но родства непомнят, бьются остервенело.

Он взял кресало, быстро высек огонь и раздул трут. Красныйдрожащий огонек осветил огромный подвал, вдоль стен тянулись бочки с квашенойкапустой, моченой брусникой, засоленной рыбой. Бочонки вина?... Нет, в этихкраях пьют хмельной мед. Вот бочонок цветочного меда, вот гречишный, липовый,конюшинный... Два бочонка стоят отдельно — просто мед. Не хмельной.

Сверху через тончайшие щели в подвал потихоньку просачивалсягорьковатый запах дыма. Олег настороженно прислушивался к едва слышному треску.Терем полыхает вовсю, кто замешкался — сгорел. Вряд ли в такой суматохе успеливынести раненых. Впрочем, лучше думать, что раненых не осталось.

Олег сжал и разжал кулаки. Отвык, что они такие огромные. Незамечал. Скорее всего раненых не осталось.

Багровое жаркое пламя рвалось из терема в безоблачное небо.Густой черный дым завивался гигантским винтом, нес по кругу искры. Жар былтаким, что никто не смел подойти к терему ближе чем на две сотни шагов, а кнебу вместе с дымом взметывало горящие угли, головешки. Уцелевшие от резнидулебы, как жуки, карабкались на крыши своих хаток, спешно выплескивали воду изведер на долетающие с ветром искры.

Обры согнали жителей веси, велели таскать воду, но первые женесчастные упали под прыгающими бревнами замертво, не дойдя даже до ворот.Терем, сложенный из бревен в полтора обхвата, выдержал бы осаду, но что могутлюди, когда гневаются боги?

Вот последние бревна рассыпались под тяжестью рухнувшейкрыши, взметнулся рой искр, и десятник Дупоглазорук начал пересчитыватьуцелевших. Погиб сотник, походный шаман, три десятника и семнадцать воинов. Ктопал от меча пещерника, кто, как жалкая крыса, задохся в дыму... Проклятыйпещерник! Или местные боги мстят за угодного им человека?

Бревна еще догорали, а Дупоглазорук поспешно поставилоцепление в три ряда. Умелые лучники не выпускали луки с наложенными стрелами,другие держали наготове копья и дротики. Вот-вот из пылающих развалин выскочитчеловек в горящей одежде — то ли злой демон, то ли чужой бог!

Когда бревна начали рассыпаться на угли, Дупоглазорук велелсобрать багры, растащить тлеющие остатки. Задыхаясь от жара, шагая по щиколоткув горячем пепле, что при каждом шаге вздымался серым облаком, забивая дыхание,жители таскали бревна, железные решетки, скобы.

Один из обров споткнулся о широкую каменную плиту с толстым металлическимкольцом в середке. Дупоглазорук засуетился, расставил троих опытнейших воиноввокруг плиты, велел взять молоты.

— Он сгорел, — сказал с сомнением. —Наверняка сгорел! Должен был сгореть. Но вдруг когда-либо якшался с хозяиномэтого терема? До того, как дурака скормили псам? И тот рассказал пещернику просвой тайный подвал?

Еще два десятка воинов встали вокруг широким кольцом,обнажив мечи. Лучники натянули луки, три силача вскинули над головами молоты.Дупоглазорук с трудом поднял плиту, на всякий случай отскочил, а один из воиновприкрыл его щитом. В подвале было темно, тихо, оттуда тянуло могильным холодом.

Гульчачак сидела на обрывистом берегу речушки, щеки были вчерных пятнах сажи, дорогая одежда зияла дырами с опаленными краями. Морш лежалрядом, уткнувшись лицом в зеленую траву, морщился от боли. Голова его былаперевязана, над ухом темнела грязно-коричневая корочка засохшей крови.

— Он выглядел, как молодой див, — сказалаГульчачак, — как прекрасный джинн...

— Ты уже говорила, — напомнил Морш.

Он был жилистый, поджарый, с длинными мускулистыми руками.Темные глаза блестели из-под иссиня-черных лохматых бровей, нос длинный сгорбинкой — никакое забрало не спрячет, губы пухлые, как у сестры.

— Говорила? Но ты сам не находишь его странным?

— Да. Это меня тревожит. Обры чересчур свирепы ибесчеловечны. Они потревожили пещерника. Даже обычный человек рассвирепеет,когда бесчестят его женщин, может схватиться за меч. Почему же станет терпетьбог, если бесчестят храмы, убивают его волхвов? Однако я не вижу другого пути,чтобы утвердить нашу истинную веру. Повергая чужих богов, сжигая их капища иубивая волхвов, обры утверждаются в этой вере, которую мы принесли им!

— Обры все равно зачастую поклоняются своим ложнымбогам, — напомнила она строго. — Шаманов не изгнали!