— Ты что, Петь, с ума сошел? Какое вуду? Вуду только нанегров действует. Это их, негритянские, фишки.

— А я слышал, что они везде, по всему миру… Мастеряттаких куколок из соломы или из воска, втыкают в них булавки…

— Тебя обманули, — твердо заявила Глаша. —Лучше скажи, когда Сусанна стала поить тебя горьким чаем. Когда это началось?

— Ну… Когда? Весной. Где-то в марте. Эх, Глаша, надобыло мою фотографию с памятника соскоблить!

— Не надо, — сердито ответила та. — Вдруг этозаговор и мы спугнем преступников? Сначала следует выяснить, зачем все это былосделано.

— Глаш, ты такая умная! — восхитился Кайгородцев идобавил:

— У меня там машина, у главных ворот. Я тебя подброшудо метро. Ты не забыла, что тебе еще в типографию?

Едва очутившись за воротами кладбища, Кайгородцев пересталтрястись, а когда сел за руль своего «Фиата», окончательно пришел в себя.

— Жаль, что нельзя напиться в ботву, — заявил он идобавил:

— Ты, Глаш, там, в типографии, проверь все как следует.Цветоделение чтоб на уровне. Ну, тебе не впервой!

«Не надо было его разубеждать насчет вуду», — подумалаГлаша, дрогнув тонкими ноздрями. Кайгородцев определенно нравился ей больше,когда боялся.

В типографии она быстренько закруглилась с делами, но вместотого, чтобы возвратиться на работу, отправилась на тот самый пляж, гдепознакомилась с Дукельским, корова его забодай. Время было как раз то самое,правда, день не выходной. С другой стороны, парни, которые ееинтересовали, — школьники или студенты. А у них сейчас каникулы.

Школьники или студенты возлежали на том же самом месте, натом же самом одеяле, которое Глаша очень хорошо запомнила. Одеяло было детское,синее с зайчиками, в прошлый раз оно навеяло на Глашу грусть. Пришли мысли опролетающих годах, неудачных попытках выйти замуж, о детях, которые у нее моглибы быть. В общем, одеяло и было виновато в том, что она привязалась кДукельскому. Он показался ей симпатичным, радикулитчик хренов.

— Добрый день, молодые люди! — сказала Глаша,остановившись над лежащими на одеяле. Она постаралась сказать это добрымголосом, но молодые люди все равно страшно напряглись.

Их было четверо — голоногих, волосатых, прыщавых икомплексующих. Они вскинули головы и уставились на нее, не моргая. Только одинпроизвел на Глашу приятное впечатление: у него и фигура была ничего, и вовзгляде читалась некая взрослая самоуверенность. К нему-то Глаша и обратилась впервую очередь.

— Может быть, вы меня помните?

Юноши переглянулись и напряглись еще больше.

— Не-ет, — протянул один, усеянный веснушками сголовы до ног.

— А что было-то? — спросил второй, подобравшись.

— Да ничего, ничего! — Глаша почувствовала себямолодой учительницей, которую коварная директриса засунула в самый шальнойдесятый класс. — Вы, ребята, не беспокойтесь. Просто я тут с вами рядомзагорала в субботу. Помните? Вот тут я лежала, на полотенце. Купальник у меня вклеточку.

— Я не помню, — сказал веснушчатый.

— И я, — подтвердили двое его приятелей.

«Вот, докатилась! — подумала Глаша. — Мне всеготридцать пять, а для студентов я уже — пустая порода. Шлак. Они на меня дажевнимания не обратили. Софи Лорен скоро семьдесят, а за ней мальчики гоняются,как слепни за поцарапанным пальцем. Надо немедленно договориться с Кошмаровым осерии грязевых обертываний».

— А вот я вас помню, — неожиданно сказал тот изчетверки, который сразу произвел на Глашу приятное впечатление.

У него были широкие скулы, твердый подбородок и смелыезеленые глаза под сбитой набок челкой. Наверное, девицы избаловали еговниманием, оттого он и держал себя свободно с незнакомой женщиной.

— Простите, как вас зовут? — улыбнулась ему Глаша,решив не тратить силы на остальных.

— Виктор Стрельников, — охотно сообщил тот.

— Вы наверняка уже студент, — польстила ему Глаша.

— Да, перешел на второй курс. А что?

Витя Стрельников поднялся на ноги, оказавшись на голову вышеГлаши.

— Значит, память у вас хорошая.

— Вы что, из милиции? — испуганно спросил кто-тоиз оставшейся на одеяле тройки нервным голосом.

— Да вы что? Какая милиция? — рассмеяласьГлаша. — Я референт в медицинском центре.

— Я знаю, — сказал Витя. — Я слышал, как выговорили это тому типу, который рядом с нами пасьянсы раскладывал.

Глаша страшно взволновалась, но постаралась сдержатьликование.

— Из-за него я сюда и пришла, — с милой улыбкойсообщила она. — Знаете, что он придумал?

— Что? — заинтересовались студенты.

Теперь уже они все приняли вертикальное положение и стоялиперед ней, не зная, какую принять позу. Глаша была в летнем костюме, а онипочти голышом, это их смущало и даже немножко злило.

— Он сказал, будто бы я представилась ему врачом,предложила сделать бесплатный массаж и выдавила пару позвонков. Теперь онсобирается получить инвалидность, а меня засадить в тюрьму.

— Да вы что, серьезно? — спросил Витя Стрельников,расширив глаза. — После того как вы ушли, он два раза купался, а потомиграл в волейбол с телками.

— Я тоже видел, — неохотно признался веснушчатый.

— Ой, ребята! — Глаша прижала руки к груди. —Вы меня так выручите, если сможете все это подтвердить! Возможно, конечно,удастся поставить этого гада на место другими способами… Но мне бы хотелосьподстраховаться. Я могу как-то с вами связаться? Обещаю, что сделаю это тольков крайнем случае.

— Я дам вам свой телефон, — предложил ВитяСтрельников, без всякого стеснения улыбаясь Глаше. Улыбка у него была простой иприятной. — А вы мне свой, хорошо?

— Конечно! Вот домашний, а вот рабочий. На работе яобычно до семи.

Глаша так обрадовалась, обнаружив свидетелей, что готовабыла расцеловать каждого студента в отдельности. Может, заплатить им? Студентамвсегда живется плохо. Молодость пожирает не только здравый смысл, но и деньги вневероятных количествах. Впрочем, говорить сейчас о деньгах было уже как-тонеудобно. «Вот если придется свидетельствовать против Дукельского, тогдапредложу им вознаграждение», — твердо решила Глаша.

* * *

— Дукельский может поцеловать меня в зад! —сообщила она Кайгородцеву, ворвавшись к нему в кабинет.

И тут увидела Нежного. Он сидел в кресле, закинув ногу наногу. Сидел и располагал к себе. Несмотря на дорогой костюм и умопомрачительнодорогие ботинки. Просто лицо у него было таким — располагающим. Несмотря натернистый путь к достатку, его глаза не казались убитыми, как у большинствахозяев жизни, — они были живыми, любопытными и улыбались очень празднично.