— В такое бы дерьмо не попал, — ответил Саша.

— Конечно. Ты ведь у нас крутой.

— Нам нужна машина, — влезла я.

— Ты в самом деле думаешь, что я его отпущу? —вроде бы не поверил Тагаев.

— Отпустишь, — продолжал расточать улыбкиЛукьянов. — Так хочется быть благородным. Меня можно и завтра пристрелить,а в ее глазах ты теперь герой. Она тебя полюбит. Вот увидишь. Бабы обожаюттаких придурков.

— Не мог бы ты заткнуться, — вежливо попросила я.

— А я в ее любви не сомневаюсь, — хмуро сказалТагаев. — Нам было хорошо вдвоем, пока ты тут не появился. Девчонкадурочка, когда-то что-то тебе пообещала, вот и рвется в бой. Она быстроуспокоится. Обещаю, через пару недель она о тебе даже не вспомнит.

— Кончайте базар, — не выдержала я. Чувствовалось,что этим двоим не терпелось вцепиться друг другу в горло, но это не входило вмои планы. — Машину дашь?

— Конечно. Забирай любую. «Хаммер» подойдет?

— Лучше что-нибудь попроще.

— Слава, — позвал Тагаев, — дай ключи отмашины. — Один из парней подошел и протянул ключи.

Тагаев взял их и перебросил Лукьянову. — Держи, сынок.

— Спасибо. Даст бог, встретимся, — ответилСаша. — И я тебя отблагодарю.

— И не мечтай, придурок. Тебе крышка. А она нарожаетмне детей, и мы будем жить долго и счастливо.

Лукьянов собрался что-то ответить, но передумал, сел заруль, а я немного замешкалась.

— Тимур, — сказала я виновато.

— Сваливай, — зло бросил он.

— Я…

— Сваливай, я сказал.

Я села в кабину, не успела даже захлопнуть дверь, как машинатронулась с места.

— Что ж ты не поцеловала его на прощанье? —спросил Лукьянов с улыбкой. — По-моему, он это заслужил.

— Успеется, — зло ответила я.

— Ну конечно, — хохотнул он. — У парня натебя большие виды.

— Ты бы предпочел, чтобы нас пристрелили?

— Теперь даже не знаю. Твой дружок выглядит героем. Акак он в постели?

— Тоже герой.

Лукьянов засмеялся и больше не произнес ни слова, пока мыехали до города.

— Отвезти тебя домой? — спросил он, когда мыминовали мост.

— Сколько раз тебе повторять: я поеду с тобой..

— Даже не знаю, как тебя благодарить.

— У тебя есть время что-нибудь придумать.

Я отвернулась к окну, сообразив, что мое присутствиепочему-то очень раздражает Лукьянова. Впрочем, причина, скорее всего, не вомне. Я бы подумала, что он ревнует, если бы в принципе способна была доверить втакое.

Вскоре стало ясно: направляемся мы к дачному поселку. С моейточки зрения, делать это было неразумно, но высказываться я поостереглась.Смотрела в зеркало, проверяя, нет ли «хвоста». Улицы темные, сзади вспыхнулифары, но на повороте исчезли.

Когда мы подъехали к дому, начало светать. Я валилась с ногот усталости, но, как только мы вошли в дом, бросилась в ванную, где еще впрошлый раз заметила аптечку. Лукьянов устроился на диване в гостиной. Когда япоявилась там, он успел снять джинсы и разглядывал рану на ноге. Взял из моихрук аптечку, протер рану спиртом, сделал укол и деловито принялся себя штопать.Рана быстро потеряла свой зловещий вид, теперь это был шрам в виде полумесяца.

— Больно? — спросила я, зная, что нарываюсь, ноничего поделать с собой не могла.

— Нет, — спокойно ответил Лукьянов. — Я жевколол себе обезболивающее. И рана пустяковая, железкой раскарябал, когдападал.

— Я принесу воды, надо смыть кровь.

— Это можно сделать в ванной. Пошарь в шкафу, найди мнештаны. И приготовь что-нибудь пожрать.

— Саша, — неуверенно начала я, — ты мнезвонил отсюда? Они могли засечь звонок. Нам надо уходить.

— Успеется.

Он поднялся и пошел в ванную, а я на кухню. Разогрелакартошку и быстро приготовила рыбу в микроволновке. Саша все еще был в ванной.Я подошла, подергала дверь, заперто. Постучала, он не открыл.

— Ты долго? — позвала я.

— Минут десять. Если здорово проголодалась, начинай безменя, — ответил он. Я только покачала головой, у меня кусок застрял бы вгорле.

Ожидая, когда появится Саша, я прошлась по дому. Из холлалестница вела в подвал. Я спустилась, толкнула дверь, пошарила рукой по стене инашла выключатель. Вспыхнула лампочка, осветив сводчатое помещение, что-товроде винного погреба. Слева в самом деле виднелся стеллаж с дюжиной бутылок. Вполу люк с металлическим колечком вместо ручки. Напротив за деревяннойперегородкой свалены какие-то булыжники. Здесь было очень холодно. Булыжникизаинтересовали меня, я сделала шаг в том направлении и с некоторым недоумениемпоняла, что это лед. Во времена моего детства такой лед использовали дляхранения мороженого, которое продавали на улицах с тележек. Зачем он Лукьянову?

— Ты что здесь делаешь? — услышала я за спиной ивздрогнула от неожиданности. В дверях стоял Саша и хмуро наблюдал за мной.

— Это что? — в свою очередь, спросила я.

— Ледник. Собирался ходить на охоту. Теперь вряд липолучится. Что тебе здесь понадобилось? — вроде бы рассердился он.

— Хотела взять вина.

— Ну так бери, и пойдем отсюда.

Мы поднялись в кухню, Саша открыл бутылку, плеснул встаканы. Мы выпили. Он ел, а я сидела напротив и вертела стакан в руке.Лукьянов поднял на меня взгляд, а я поежилась. Такой взгляд не сулил ничегохорошего.

— Я тебе врал, — сказал он зло. — Я никогдатебя не любил.

— Я знаю, — ответила я.

— Я тебя просто использовал.

— Не трудись. Все это не имеет значения.

— А что имеет? То, что ты когда-то сказала? — Онпокачал головой, но заговорил спокойнее:

— Слушай внимательно. Никакого компромата на Деда уНикитина никогда не было. Компромат был у Светки и вовсе не на Деда, а на егомосковских друзей. Когда-то ее муж работал с Соболевским. Слышала о таком?

— Приходилось, — кивнула я.