— До свадьбы заживет, — заверил он. — Пальцыпереломаны, тут без врача никак. Сильные ушибы грудной клетки. Сейчасполотенцем перетяну покрепче, будет легче.

Он усердно трудился, избегая моего взгляда, а я его. Сделалнеловкое движение, я вздрогнула, он замер, наши взгляды встретились. Он смотрелна меня, тяжело смотрел и дышал тяжело. Точно не меня, а его избили.

— Он бы выстрелил, — сказал Тимур тихо. — Неуспей я вовремя, он бы выстрелил.

— Возможно. Но я надеялась на лучшее. А тебе огромнаямоя благодарность. Не хотелось бы скончаться в столь юном возрасте.

— Заткнись, — перебил он и покачал головой. —Он бы выстрелил, и ты бы сейчас лежала с простреленной башкой. А твой Лукьянов…что ж это за любовь такая? — спросил он со злостью.

— А у тебя что, по-другому? — не выдержалая. — Если кишка тонка, языком болтать не стоило.

Он сцепил зубы, лицо побелело, а я вдруг подумала, чтосейчас он запросто может меня убить. И испугалась. Придурка, что крушил мнекости, не боялась, а сейчас внутренности свело от страха.

— Катись отсюда, — сказала я, закрыв глаза.

Он резко поднялся и ушел в холл. Но входная дверь нехлопнула, зато через двадцать минут в дверь позвонили, и очам моим предсталвысокий мужчина средних лет в сопровождении все того же Тагаева.

— Ну-с, посмотрим, — сказал он деловито, изобъемной сумки появился белый халат. Я готова была зареветь от жалости к себе,нет бы оставить человека в покое?

Но после двух уколов мне в самом деле стало легче. Я даженачала смотреть на жизнь с оптимизмом, чему способствовали слова врача: меня-тобольше всего пугали зеркала, то есть моя физиономия, а он весело сообщил, чтонож был тонкий, как бритва, порезы быстро затянутся, зашивать не надо, азначит, и шрамов не останется.

— Пальцы тоже ерунда, — продолжил радоватьон. — Рука мне не нравится, надо бы сделать рентген. Наложу повязку, рукойпока особо не двигайте. На груди повязка наложена профессионально, —похвалил он Тагаева. — Думаю, все будет хорошо. Сейчас для вас главноеотдых, — заверил он, и я была с ним полностью согласна.

Он наконец-то собрал свои вещи и направился к двери, пожелавмне всего хорошего. Я надеялась, что Тагаев уйдет вместе с ним, но он вскорезаглянул в гостиную.

— Хочешь чаю? — спросил он вроде бы виновато.

— Хочу, чтобы ты убрался отсюда.

— Тебя нельзя оставлять одну.

— Можно. Ты сделал даже больше, чем требовалось.

Меня начало клонить в сон, наверное, лекарствоподействовало, и тут появился Вешняков. Тагаев совершенно спятил, позвонив ему,вот уж нашел сиделку.

— Та-ак, — грозно начал он, подходя ближе, передэтим немного пошептавшись с Тагаевым. Не знаю, что тот ему наплел. Неужторассказал правду о том, как вытащил меня из дерьма? Это было бы довольнозабавно. Впрочем, в настоящий момент Артема меньше всего волновало, как яоказалась на диване в столь плачевном виде, его расстраивал сам вид.

— Прежде чем ты начнешь топать ногами, — вздохнулая, — хочу предупредить: я уже практически ничего не соображаю.

— Было бы чем соображать! — взорвался Вешняков,нахмурился и спросил совсем другим голосом:

— Как ты?

— Хреново. Но есть шанс, что дальше будет лучше.

— Не будет, — покачал он головой. — Неужто тыне понимаешь…

— Все я понимаю, — пожаловалась я.

— Тогда почему?

Я кивнула, и он склонился к моему лицу, а я сказала тихо,чтобы не слышал Тагаев:

— Каким бы крутым он ни был, а подыхать одному хреново.

— О господи, — пробормотал Вешняков, качая головой,выглядел он при этом совершенно несчастным.

— Будь другом, — улыбнулась я, — отойди всторонку. Иногда это самое лучшее, что можно сделать. — Последние слова япроизносила с трудом, веки мои отяжелели, мысли путались, и я наконец уснула.

Когда я вновь открыла глаза, рядом со мной сидела Ритка, накресле чуть поодаль примостился Лялин. Я скривилась от такого-то счастья.Только Деда не хватает.

— Привет, — вздохнула я.

Среди моих гостей наметилась суета, меня поили чаем, потомкормили кашей, потом Ритка сделала мне укол. О том, как я оказалась в стольплачевном состоянии, не было сказано ни слова, и это меня воодушевило. Выпивчаю, Лялин поднялся и, похлопав ладонью по моей здоровой руке, сказал:

— Ну, пока… — И ушел. Я подумала, что не зря считалаего человеком умным. Лялину, что да как, объяснять не надо, он и так всепоймет. Ритка, пока он был здесь, тоже вела себя образцово, однако стоило емууйти, нахмурилась, смотрела на меня с укором, но помалкивала.

К вечеру появился Дед. Я надеялась, что у него хватит ума неприходить, но не тут то было. Ритка при его появлении растворилась внаправлении кухни.

— Мне очень жаль, — заявил он, устроился в креслерядом се мной, не удержался и добавил:

— Я ведь предупреждал…

— Игорь, — сказала я.

— Что?

— Компромат у Лукьянова.

Он поднял голову, долго смотрел на меня, потом осторожнопогладил по голове, точно дитя малое.

— Здесь ты в безопасности, отлежись, а там посмотрим.

— Ты что, не понял?

— Понял, — он поморщился. — Ты не должнабыла… Я не хотел впутывать тебя во все это, — он опять поморщился. —Прости… Я приказал присмотреть за домом на всякий случай. — Понять этоможно так: на смену одним ребятам из Москвы прибыли другие. Чтобы спасти меня,Дед, скорее всего, всю вину свалит на Тагаева. И здесь выгадал. Что за светлыйум. Тагаеву не позавидуешь, его ждет война, выиграет он ее или нет, но овыборах точно забудет. Я мысленно скривилась. Прав был Лукьянов, во всей этойистории слишком много личного.

Дед, посидев немного, с постным видом удалился. Зато изкухни возникла Ритка.

— Ты его обманываешь, — сурово начала она.

— Подслушивала? — спросила я с улыбкой.

— Ты не собираешься ему помогать.

— Может, мне повезет, и все останутся довольны, —пожала я плечами.