Кроме того, как выясняется, мальчик вместе с другими слугами должен оставаться при обозе и охранять груз.

– Если бы только французы узнали, что обоз у нас некому стеречь, кроме мальчишек, они бы здорово у нас поживились, – говорит он и уходит.

Значит, с кадрами у англичан весьма кисло. Ну, оно и понятно.

Возникает вопрос: а почему А. Азимов решил, что Ним дезертировал? Никуда он не дезертировал, он остался и прекрасно воровал вместе с Бардольфом.

Сцена 5

Другая часть поля сражения

Входят коннетабль, герцог Орлеанский, герцог Бурбонский, дофин и Рамбюр.

Дела у французской армии совсем плохи.

– Все погибло, все погибло, – причитает герцог Орлеанский.

– Все погибло, – вторит ему дофин Людовик. – Позор и вечный стыд на наши головы!

Шум битвы нарастает. Коннетабль констатирует, что боевой порядок нарушен, ряды французов сломлены. Дофин продолжает ныть про позор и предлагает всем дружно покончить с собой.

– А мы, идиоты, их в кости разыгрывали!

– И еще выкуп у короля требовали, – подхватывает Карл Орлеанский.

Из всех четверых присутствующих только герцог Бурбонский не готов опустить руки, хотя насчет стыда тоже высказывается.

– Вечный стыд для нас! Один лишь стыд! Но мы умрем со славой! Кто не готов снова идти со мной на врага – пусть валит на все четыре стороны.

Коннетабль вроде даже приободрился:

– Нас погубил беспорядок, так давайте же используем его себе во благо! Как навалимся всей толпой! Умирать – так с музыкой!

Король Генрих Пятый в бою.

Художник Henry Courtney Selous, гравер Willis, 1860-е.

Однако у герцога Орлеанского иная позиция:

– Наоборот, нужно восстановить порядок. Нас еще много живых, мы вполне можем сломить англичан.

– Да к черту твой порядок! – восклицает герцог Бурбонский.

Порядок к черту! Ринусь прямо в свалку!

Позор грозит нам. Жизни мне не жалко.

Уходят.

Сцена 6

Другая часть поля сражения

Шум битвы. Входит король Генрих, Эксетер и другие с войсками.

– Что ж, друзья мои, мы хорошо сражались, но бой еще не кончен, – говорит Генрих.

Эксетер передает королю привет от герцога Йоркского.

– Мой дядя жив? – с тревогой и надеждой спрашивает Генрих. – Я раза три видел, как он падал и вновь поднимался, весь в крови был.

– К сожалению, он погиб, а с ним рядом лежит граф Сеффолк, он умер даже раньше Йорка. Йорк весь в крови,

Подполз к нему, лежавшему недвижно,

И, взяв за бороду, приник устами

К зиявшим ранам на его лице

И так молил: «О, подожди, кузен!

Моя душа с твоей умчится в небо.

Повремени, друг милый!..»

Эксетер рассказывает, как подошел к Йорку, стал его ободрять, но Йорк только улыбнулся, попросил передать привет королю, обнял Сеффолка, поцеловал его в уста и скончался. Этим поцелуем

…он скрепил

Святой завет любви своею кровью.