– Мой папа был юристом, – сказал Коротышка. – Я готовился в Гарвард, бро, чтобы стать юристом, как папа. Законы – это херня. Есть один закон – закон сильного. У тебя пушка? Ты – закон. Ты можешь убить? Значит, ты – закон. «Не убий» придумали, чтобы было время прицелиться. Так что мама тебя нае…ла. Нет никакого Бога, бро, потому что, если бы он был, он бы не допустил такого. Я знаю, я проверял…

Он хихикнул и показал мелкие звериные зубки.

– В первый раз вы увезли с собой шесть девочек. Они живы? – спросила Ханна, чувствуя, что ее начинает трясти, то ли от пережитого шока, то ли от омерзения.

Коротышка повернул голову в ее сторону. Не глаза, а две черных норы.

– Ох, ты и изгваздалась! Телки, которых мы увезли? Да х… их знает! Сначала пустили по кругу… А потом… Спроси чего полегче, сучка…

Кулак Васко свернул ему нос.

Ханна даже не успела заметить движения Гонсалеса, только увидела мелькнувшую руку и услышала треск ломающейся кости.

Коротышка заворочался на палой листве, как перевернутый на спину жук – опереться на перебитые руки он не мог, а встать без опоры не получалось и он качался, роняя густые кровавые сопли и фыркая.

– Аааафф!.. – заорал Отбивная, отчаянно пытаясь привлечь к себе внимание. – Это все он! Он! Он все придумал! Он нам сказал, что мы едем телок трахать! Он виноват!

– Мне нравится твой закон, – сказал Васко, вставая. На крик футболиста он не обратил никакого внимания. – Отличный закон, Генри. Власть у того, у кого пушка. Ты свою прое…л. Моя, – он похлопал по прикладу М-16, – при мне. И сейчас, бл…ь, ты отправишься рассказывать о своих успехах папе-юристу!

Он ухватил Коротышку за воротник и поволок к воротам. Марк сделал то же самое с Отбивной.

Ханна шагала за ними следом и дрожала крупной дрожью, как от холода, а руку, держащую пистолет, просто свело судорогой.

Мертвые девочки лежали на подъездной дорожке и их кровь еще не успела загустеть.

Салли притащил из джипа нейлоновый шнур, Васко собственноручно навязал две петли и проверил, как они скользят.

Отбивная рыдал и просил пощады. Коротышка молча наблюдал за приготовлениями.

– Отойди, – сказал Васко Ханне. – Тебе не надо на это смотреть…

– Ошибаешься, – сказала она, стараясь не стучать зубами. – Надо. Это будет самое лучшее зрелище…

Он внимательно посмотрел на нее и снова кивнул.

Коротышка лежал на спине, глядя на первые звезды на темнеющем небе и шумно дышал ртом, сплевывая заливающую горло кровь.

– Ты будешь умирать долго, Генри, – пояснил Васко, набрасывая ему на шею петлю. – Я не застрелю тебя, и не сломаю тебе шею. Все по твоему закону, бро. И еще… Я обещаю, что выжгу ваше змеиное гнездо. Вам не поперло, у вас херовые соседи. И я развешу по столбам на шоссе всех, кто останется в живых. Чтобы каждая тварь знала, что их ждет возле нашего дома.

– А как же «не убий»? – прохрипел Коротышка.

– «Не убий» – это для людей, – сказал Гонсалес. – Не для зверей.

Он махнул рукой, Марк с Бастианом натянули шнур, и визг Отбивной перешел в сипение. Он старался дотянуться своими ножищами до земли, но не мог и бежал на месте, и каждый его шаг в пустоту все сильнее затягивал нейлоновую удавку у него на шее.

– Вы пришли и убили пятнадцать девчонок, – Васко смотрел на то, как корчится в петле спортсмен и говорил негромко, обращаясь к Коротышке. – А еще вы убили их детей, которым уже не родиться. А еще…

Он потянул за шнур и петля начала затягиваться на горле Коротышки.

– …вы убили надежду.

Обивная перестал подпрыгивать и только мелко дергал ногами. Его освежеванная морда налилась багровым, глаза вылезли из орбит. Раздался треск и по ногам футболиста потекла коричневая жижа.

– Ты, бро, сказал, что тебе похер, как умереть? – спросил Гонсалес. – Так вот, ты умрешь также, но делать это будешь дольше. Потому что ты легкий и будешь задыхаться час или два, как повезет. Но я надеюсь, что тебе не повезет. Чтобы ты ощутил все за этих пятнадцать девчонок. Как ты думаешь, это справедливо, бро?

Коротышка молчал, и тогда Васко сам ответил на свой вопрос:

– Это справедливо. Это офигеть как справедливо.

Он перебросил шнур через поперечину ворот, а потом налег на него всем телом…

– Он умирал долго… – прошептала она, уткнувшись Грегу в плечо.

– Тебе не стоило смотреть, – сказал он.

– Стоило.

– Конечно, стоило. Только теперь ты не спишь по ночам.

– Это пройдет…

– Все проходит, Белль. Но все оставляет след.

Она вздохнула.

– Ты позволишь Васко?..

– Да.

– Он боялся, что ты будешь против.

Ночи становились все холоднее и холоднее.

Раньше Ханна не обращала на это внимания, но теперь, когда электричество давали только генераторы, а топлива с каждым днем становилось меньше и меньше, сложно было не замечать, что в комнате под утро становилось совсем свежо и единственным источником тепла становилось тело Грега, и Ханна жалась к нему, как замерзший котенок к электрической батарее.

– Я не буду против. Нам нужно, чтобы до холодов вы нашли еще выживших. Это значит, что надо обследовать северный сектор. А на севере – Рейстер. И до тех пор, пока в Рейстере хозяйничают банды… У нас просто нет другого выхода.

За окнами постепенно становилось серо, наступал рассвет, и уже было понятно, что день выдастся пасмурным, тоскливым, а хотелось солнца. Над Вайсвиллем нависли низкие тучи, на стекла окон то и дело брызгало дождем.

Даже мысль о том, что нужно покинуть теплый кокон постели, выползти из-под одеял, казалась кощунственной. Ханна закрыла глаза и представила себе лето и обжигающее солнце, дрожащее над дорогой марево.

Лучше страдать от жары, чем чувствовать прохватывающую до костей сырость и ежиться под порывами колючего ветра. Когда жарко, можно раздеться, можно, в конце концов, облиться холодной водой и уснуть, а вот уснуть на холоде можно только смертельным сном.

Хорошо бы дожить до жары.

Впереди маячила снежная зима с несколькими обязательными неделями ледяных вьюг, но без снегоочистителей на дорогах и без возможности отсидеться в тепле домов. Один на один, как в начале времен.

Мастерская, клепавшая из бочек примитивные печки, работала в две смены. Такие печи должны были быть в каждом доме, если в нем не было камина. Население города выросло почти до тысячи человек, и Грег все свободные ресурсы бросил на заготовку провизии, дров и топлива для генераторов и автомобилей. У него хватало забот.