Детали, которые она улавливала на ходу, говорили откровеннее любых слов о том, что здесь что-то случилось.

Под ногами блеснула россыпь стрелянных гильз, следы на хвое – кто-то стрелял с этого места. Куда?

Она бросила взгляд левее.

Отметины пуль выделялись на фоне темной коры вяза брызгами белой краски.

Разбитое окно в коттедже справа, торчащая из старых рам щепа.

Еще одна россыпь гильз у крыльца.

Неслабо.

Когда она подошла ближе, двери домика распахнулись и недавняя собеседница Васко вышла навстречу, держа Ханну под прицелом.

Та остановилась. Ствол карабина смотрел ей в грудь.

– Я же сказала не заходить!

– Я – Ханна, Васко – мой напарник.

Испуганная девочка, ее ровесница, не больше семнадцати в любом случае, но, скорее, шестнадцать. Вблизи было слышно, как от нее пахнет страхом. Она так боялась, что действительно могла выстрелить.

– Я безоружна. Не надо стрелять.

– Подойди ближе, – приказала девушка.

Ханна послушно сделала несколько шагов.

– Еще.

Доски веранды скрипнули под ногами Ханны. Ствол карабина был в футе от ее груди.

Ханна понимала, что Васко сейчас совершенно бессилен – она сама спиной закрывала ему цель.

– Заходи, – скомандовала девушка в бейсболке, отступая.

– Только не это, – прошипел Васко, не отрываясь от бинокля. – Не ходи туда! Не ходи!

Ханна не задумываясь переступила через порог. Дверь за ней со стуком закрылась.

Васко ударил кулаком по капоту и снова выругался.

Ему хотелось выть от бессилия.

* * *

Внутри коттеджа было темновато, но глаза быстро привыкли и Ханна рассмотрела, что вместе с ней в комнате находится не только амазонка в бейсболке, а еще шесть девочек: трое совсем юные – дети, даже не тины, а трое относительно взрослые – на год-полтора младше ее самой.

У одной из старших девочек в руках было охотничье ружье, у другой пистолет, но не настоящий, а ярмарочная пневматика – из такой Ханна настрелялась в детстве, пытаясь выиграть приз в балаганах. Остальные были вооружены кто чем, вплоть до кухонных ножей и детской алюминиевой биты. Выглядело это все комично, но выражение лиц девочек к шуткам и смеху никак не располагало.

– Я без оружия, – повторила Ханна, как заклинание. – Могу опустить руки?

– Опускай, – разрешила девушка в бейсболке. – Дернешься – застрелю.

– Как тебя зовут?

– Какая тебе разница?

– Должна я как-то к тебе обращаться?

Девушка подумала, дернула углом рта и сказала:

– Я – Марта.

– Я – Ханна. А как зовут твоих подруг?

– Их для тебя никак не зовут! – Марта выплюнула эти слова с ожесточением. – Зачем пришла? Говори!

– Васко сказал тебе, зачем. Вы можете поехать к нам в город. Там есть еда, лекарства, там безопасно. Среди нас у вас есть шансы дожить до весны. Без нас – нет ни одного.

Амазонка и ее подруги слушали, это уже было победой.

– Вы уже в курсе, что все, кто старше восемнадцати умирает?

– Еще как в курсе! – сказала одна из старших.

У нее под глазом красовался огромный синяк, а на остром подбородке немаленькая ссадина.

– Малочисленной группе не выжить в таких условиях. Если вас не убьют голод и холод, не застрелят чокнутые, которых развелось полно, то постепенно убьет вирус. Вам нельзя оставаться тут, Марта. Поехали к нам, слышишь?

Марта молча покачала головой.

– Нет.

– Ну хорошо, – вздохнув, сказала Ханна. – Давай сначала. Пока мы с тобой тут просто болтаем, в другом месте могли бы найти тех, кто хочет спастись. Я не могу уговаривать тебя вечно. Но я спрошу у тебя еще раз… Что тут произошло?

Марта оскалилась было, как разъяренная кошка, но старшие окружили ее и стали что-то нашептывать на ухо, поглядывая на Ханну через плечо. Потом та, что с подбитым глазом, начала говорить.

История оказалась чем-то похожей на историю Ханны, только без счастливого конца – без стаккато тяжелого пулемета, разносящего погоню на куски, и объятий бойфренда.

Когда умерли взрослые, все девочки из лагеря (а их тогда было больше четырех дюжин) собрались в спортивном зале. Никто не знал, что делать, куда бежать, кому звонить. По мере того, как исчезала связь, становилось понятно, что происходящее – не местные проблемы, а что-то страшное, касающееся всех. Домашние уже не отвечали, замолчали их мобильные, не работали телевидение и радио. Решили оставаться на месте – в лагере были запасы консервированной еды, вода из скважины, место, где можно было спать. Мертвых воспитателей, директора лагеря, охранника и поваров похоронили тут же, на территории. Двое девочек, умеющих водить машину, вызвались съездить в ближний город, поискать съестное и лекарство. К вечеру стало понятно, что они заблудились или попали в беду. Утром беда сама приехала в лагерь на джипах и пикапах – два десятка молодых парней и девушек, пьяных до невменяемости и вооруженных до зубов. Пропавшие девочки были с ними. Вернее, то, что от них осталось после изнасилования и избиений.

Банда вошла в лагерь и начала развлекаться, как хотела и умела. Виски с собой было достаточно, а безнаказанность пьянила похлеще алкоголя. Через три дня они уехали, оставив в лагере полтора десятка трупов и полтора десятка до смерти испуганных и замученных девчонок. Шестерых они забрали с собой, на дорожку.

В ту же ночь пришедшая в себя Марта поехала в город на «тойоте» повара и, обшарив несколько домов на окраине, нашла охотничьи ружья и карабин. Когда через три дня к их воротам снова подъехал пикап с пьяными до невменяемости парнями, Марта знала, как поступить.

Они успели выйти из машины, но никак не ожидали засады.

Всех шестерых зарыли в общей яме.

Несколько месяцев никто не приезжал, видать, догадались о печальной судьбе пропавших. А неделю назад…

Трое висящих теперь на воротах, вломились в коттедж ночью и в первую очередь врезали вскочившей Марте прикладом по лицу. Эти парни пьяными не были, но от этого не стали ни легче характером, ни менее жестокими. Они пришли не только убивать – они пришли убивать и глумиться.

– В общем, если без подробностей, – сказала Ханне Марта, ощупывая опухшую щеку. – Я вытащила у одного из них пистолет. Когда он увлекся… И вышибла ему его сраные мозги. В джипе были еще двое, они даже не сумели выйти.

Она погладила карабин, словно кота, свернувшегося клубком на груди.

– Так и сгорели вместе с машиной. А двоих мы взяли живьем…

– Мы их кастрировали, а потом повесили их над въездом, как ворон на поле… Чтобы отпугивать остальных, – добавила девушка с ссадиной на подбородке.