Его личные потери могли оказаться во много раз страшнее. Около половины третьего в четверг 11 июня взорвалась лаборатория в Винтервикене. Четырнадцать человек погибли на месте, в том числе две девочки в возрасте двенадцати и тринадцати лет. Когда развеялся черный дым, оказалось, что от бывшей лаборатории не осталось даже фундамента. Кирпич был разбросан вокруг как бесформенная коричневая масса. На ветках обезображенных деревьев висели обрывки одежды и оторванные клоки волос.

Начальник лаборатории, друг Альфреда Аларик Лидбек, был на волоске от смерти. Он как раз возвращался в лабораторию из своей квартиры и только успел открыть дверь, когда раздался взрыв. В состоянии шока он гасил пожар и собирал останки своих сотрудников и их детей.

У Роберта Нобеля тоже оказался ангел-хранитель. Работая в Винтервикене, он обычно проживал в двух отдельных комнатах в здании лаборатории. В тот день он собирался быть там. Планировал отправиться утром из города, как только Паулина с детьми вернется из Ваксхольма. Однако семья, к счастью, задержалась.

Через месяц в Винтервикене снова прогремел взрыв. На этот раз он не унес человеческих жизней, но все новое здание завода было разрушено до основания. Газеты говорили о тяжелых потерях для хозяев Нитроглицериновой компании.

Альфред Нобель обычно хвалил Швецию как одну из немногих стран, где власти не усложняли жизнь запретами на транспортировку и введением наказаний. Хотя больших доходов все еще не поступало, Роберту удалось наладить приличные продажи и нитроглицерина, и динамита. Теперь все изменилось. Уже 24 июля 1868 года вышло первое постановление правительства о запрете на продажу и транспортировку нитроглицерина, хотя и с оговоркой по поводу якобы более безопасного динамита.

На этот раз Альфреду не пришлось принимать бой в одиночку. На его сторону встали владельцы рудников и управляющие железными дорогами. Они заявляли, что запрет ставит под удар всю их деятельность. Без взрывчатых веществ Нобеля они рискуют оказаться в очень трудном положении. Более всего им хотелось бы продолжать работать с нитроглицерином, поскольку новый динамит имел эффект вдвое слабее. Началась борьба между довольными пользователями и встревоженными властями.

Но Альфред упал духом. Впервые он начал всерьез размышлять о том, правильный ли сделал выбор. В самые черные минуты он сомневался, стоит ли жизнь того, чтобы жить дальше. «Больше удовольствия и утешения в том, чтобы положиться на вечный покой, чем на вечную радость», – предается он философским размышлениям в одном из своих блокнотов63.

Может быть, его ждет совсем иной путь в жизни?

* * *

Во время весенней поездки в Великобританию пребывавший в подавленном настроении Альфред разговорился с пожилым священником. Они случайно столкнулись во время визита Альфреда в Девоншир. Чарльз Лесингэм Смит был магистром философии и пастором в маленьком приходе в окрестностях Эссекса. Он преподавал математику в христианском колледже и страстно увлекался литературой. Лесингэм Смит издал собственный сборник романтических стихов, а также перевел на английский поэму средневекового итальянского поэта Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим».

Альфред Нобель и Чарльз Лесингэм Смит провели в беседе два или три часа. Пастор был поражен тем, что в чужестранце, мрачном шведском инженере, нашел «такое согласие во вкусе и учености»64.

В начале осени Лесингэм Смит послал Альфреду в Гамбург свой стихотворный сборник. Один из сонетов пастора начинался словами «Душа моя сгорает от желанья // бессмертное, нетленное создать…» и повествовал о стремлении к успеху. Зачем стремиться к славе, ведь звук аплодисментов не слышен в холодной могиле, спрашивал себя поэт65.

В ответном письме Альфред похвалил его стихотворения. Набравшись смелости, он приложил к письму английскую версию «Загадки», поэмы, которую оттачивал еще с молодости, проведенной в Санкт-Петербурге. Он попросил Лесингэма Смита высказать свое мнение, заверяя, что и критика, и возможная похвала будут для него одинаково ценны.

Общение с пастором вдохновило Альфреда. Судя по всему, в этот период он снова вспомнил об идее романа и продолжил работу над ним. Начало сильно отличалось от поэмы, посланной Лесингэму Смиту. Однако главная тема – разница между высокой и низкой любовью – легко узнаваема. Пытаясь изобразить шутливый цинизм, Альфред в самом начале приводит вымышленную статистику по женскому населению одного города: «В столице Х обитают 30 228 молодых женщин в возрасте от 16 до 25 лет. Среди них: 2 прекрасны и телом, и душой, 10 – только душой, 60 – только телом, 650 хорошеньких, 26 186 некрасивых и 3320 на редкость безобразных».

Здесь, как и в санкт-петербургский период, возникает ощущение, что Альфред Нобель пишет о том, что занимает его мысли. Как бедному мужчине найти среди всех женщин ту, которая придала бы ему «смелости пойти наперекор жизненным испытаниям и ложным суждениям толпы?» Женщин, которые подходят для флирта и ласки, предостаточно, констатирует он, однако «мало таких, которые умеют читать в нашей душе».

Альфред представляет нам трех сестер, принадлежащих к самому высокому из выдуманных им классов красоты. Первая – прекрасная Амалия, чей «ум не был развит, ибо она никогда не думала ни о чем, кроме удовольствия». Амалия была, как писал Альфред, одной из тех красивых женщин, которая шагу ступить не могла без того, чтобы мужчины не мечтали увидеть ее без одежды. «Если случайный дождь заставлял ее лишь чуть-чуть приподнять подол платья, словно электрический ток наслаждения пронзал каждую мужскую грудь». Но ничего, кроме этого, предупреждал Альфред, никаких открытий. Амалия не читала книг, не имела собственных мыслей. «Когда поверхность прекрасна, мы редко заглядываем в глубину».

Ее сестра София, которая не могла назваться красивой, была прекрасна душой. Как мы понимаем из описания Альфреда, София – образованная женщина, прекрасно умеющая говорить, однако слишком склонная к самопожертвованию и скромная, чтобы обмениваться мыслями с юмором и непринужденно.

Последней Альфред представляет «истинную жемчужину», идеал женщины, Александру. Правда, она, в точности как Амалия, наделена прекрасными формами и грацией, однако ее главное достоинство – возвышенная натура, что сквозит в ее глазах, в энтузиазме, которым дышит ее душа, в ее разуме, начитанности, чувстве и любознательности.

Ты скоро пресытишься однообразием красивого лица, но никогда – богатством души, таков предельно ясный посыл автора романа, Альфреда Нобеля. «Чем больше ее читаешь, тем больше растет интерес к живой книге, пока ничто в жизни не станет нам так дорого, как ее язык. И мало найдется лиц, предлагающих такое интересное чтение, как лицо Александры»66.

Альфреду Нобелю скоро должно было исполниться тридцать пять. Он искал, тосковал.

В октябре 1868 года пришло новое письмо от пастора Лесингэма Смита. Он прочел длинную поэму Альфреда «Загадка» и воспринял ее с большим энтузиазмом. «Ваши прекрасные качества не позволят вам надолго оставаться в холодной тени скептицизма, если вы все еще пребываете в ней», – писал пастор.