Альфреду Нобелю исполнилось 36 лет. С того момента, как он запатентовал динамит, прошло уже несколько лет, однако пока мало что предвещало удачу. В Европе одна страна за другой вводили запреты на перевозку нитроглицерина. Мало кто воспринял информацию о том, что его новый продукт гораздо надежнее как при использовании, так и при транспортировке. Горняки же видели другие причины для сомнений. Альфред знал об их недовольстве тем, что его новый динамит гораздо слабее, и это всего лишь разбавленный нитроглицерин6. Весной 1869 года денег у него по-прежнему не водилось. «Мне бесконечно больно сознавать, что я ничем не могу помочь старикам», – сетовал он в письме Роберту в начале марта7.

Темная полоса в жизни семейства Нобель оказалась совсем черной – вскоре жизнь брата Людвига была разрушена семейной трагедией. В мае 1869-го его жена Мина родила дочь, но заболела родильной горячкой. Менее чем две недели спустя и девочка, и любимая жена Людвига умерли. Мине было всего 37. «Воспоминание о безутешном супруге, о детях, окруживших гроб матери, никогда не изгнать из памяти», – писала в письме Роберту петербургская учительница8. Людвиг был вне себя от горя. К тому же он тревожился за будущее. После внезапной смерти Мины он остался один с тремя детьми – 10-летним Эмануэлем, 7-летним Карлом и 3-летней Анной. Как он со всем этим справится? Да и как воспитывать детей?

В этой ситуации его мысли обратились к детству. Бывали времена, когда им с братьями жилось очень трудно. В школу они ходили недолго, у всех троих имелись пробелы в образовании. Но лучше ли вышло бы, если бы им выпало беззаботно плыть по жизни, полноценно отучиться в школе и университете? По мнению Людвига, нет. «Несовершенство нашего воспитания имело те плюсы, что не убило в нас ни любознательности, ни умения рассуждать», – философствовал он в письме Роберту. «Что касается меня самого, я считаю, что те скромные моральные и интеллектуальные ценности, которыми мне довелось обладать, это результат тех невзгод и страданий, в которых я с самой ранней юности наблюдал нашу любимую матушку, а потом испытал и на собственной шкуре, – продолжал Людвиг. – Как применить такое на собственных детях?»9

Надо сказать, что не только умение переносить тяготы передавалось по наследству в семье Нобель. С таким же успехом Людвиг мог бы упомянуть фантазию и творческую жилку папы Иммануила, эти качества с лихвой достались всем трем братьям. Правда, ныне у сыновей скорее учащался пульс, когда обездвиженный, страдающий от скуки Иммануил выдвигал очередной безумный проект. Как недавно, когда Иммануил (явно под впечатлением от строительства Суэцкого канала) совершенно всерьез предложил прорыть канал через всю Швецию и Норвегию, чтобы отвести воды Гольфстрима в Балтийское море, сделав тем самым «Скандинавию и Финляндию теплыми странами».

«Буянил бы старик поменьше, ибо ему полезно больше отдыхать, иначе он совсем потеряет рассудок, – жаловался в тот раз Альфред. – Что же касается тепла в несчастной стране [Финляндии], то лично я больше верю в каминные печи и красивые глаза»10.

Однако не все идеи стареющего Иммануила следовало отметать как безумные. В Швеции наступили тяжелые времена. После нескольких неурожайных лет подряд во многих провинциях свирепствовал голод. От нищеты все больше семей в отчаянии эмигрировали в США. Иммануил Нобель долго размышлял над тем, как победить безработицу и остановить «лихорадку эмиграции». В своих мыслях он создал совершенно новую отрасль, которая могла бы создать тысячи новых рабочих мест. Его идея заключалась в том, чтобы использовать отходы лесопильной промышленности, то есть опилки и тонкие доски, которые на тот момент просто сжигались. Если склеить все эти отходы, то получится новый, более прочный и более дешевый строительный материал. Составленный Иммануилом список возможных областей применения этого материала, впоследствии названного ДСП, растянулся на несколько страниц, в нем было все – от шляпных и сигарных коробок до ванн и небольших судов.

Вероятно, к краху всей идеи привело предложение изготавливать из нового материалы гробы. Как и сын Альфред, Иммануил страдал почти патологическим страхом быть погребенным заживо. Теперь же среди возможной продукции он называл гроб из древесно-стружечной плиты с отверстиями для воздуха, чтобы «впавший в летаргический сон мог открыть крышку изнутри». На всякий случай гроб предполагалось снабдить «леской, протянутой к сигнальному колоколу», предлагал Иммануил.

На его гробы, насколько мне известно, пока нет спроса. А вот производство древесно-стружечных плит со временем стало глобальной индустрией. К сожалению, не по задумке Иммануила11.

* * *

Но вот наконец пришло время перемен, и по счастливому стечению обстоятельств – одновременно для обоих младших братьев Нобель. Все началось в Петербурге, где убитый горем Людвиг неожиданно получил новый большой заказ от российского правительства. Наступление Бисмарка заставило весь континент включиться в гонку вооружений. Россия тоже не осталась в стороне, и механической мастерской Людвига было поручено усовершенствовать сто тысяч ружей для российской армии. Внезапно фирма начала стремительно расти и расширяться. Поздней осенью 1869 года Людвиг оказался настолько перегружен работой, что обратился к брату Роберту. Не хочет ли Роберт покинуть Стокгольм и перебраться всей семьей в Санкт-Петербург? Теперь «хватит места им обоим», зазывал Людвиг.

К чему ломиться в открытую дверь? Роберту уже давно не нравилось работать в Нитроглицериновой компании. Ему было непросто: с трудом удавалось ладить с суровым владельцем контрольного пакета Смиттом, а жить с семьей возле завода в Винтервикене, по словам Роберта, все равно что «сидеть на вулкане». Зарплаты явно не хватало, а сотрудники динамитного завода все до одного казались ему сборищем пьянчуг и тупиц. Всего за год Роберт перебрался в Санкт-Петербург, променяв жизненный проект одного брата на жизненный проект другого12.

Неизвестно, как на переезд Роберта отреагировал Альфред. Возможно, он понял его решение. Роберт давно жаловался, что работа в Винтервикене вредит его физическому и психическому здоровью. Однако Альфред не планировал ничего менять. Шведский завод давно перестал быть для него центральным. Несмотря на неудачи, он стремился выйти на международный рынок, на этом фоне Швеция казалась пешкой. Альфред Нобель был сыном своего отца. Сдаваться он точно не собирался. При помощи динамита он намеревался завоевать континент, а то и весь мир. Как он писал в одном из своих писем, слово «невозможно» вообще не в его вкусе13.

Как бы он желал видеть в своих партнерах ту же искру! В этом, по его мнению, и заключалась суть всех его проблем. Как же ему надоели все эти ленивцы и тугодумы, не умеющие довести дело до конца, эти подхалимы, обещавшие горы золота, но предававшие его, стоило лишь отвернуться. Даже на своих компаньонов в Крюммеле он не мог полностью положиться.

В жизни Альфреда все изменилось с началом войны и с появлением француза по имени Поль Барб. Барб явно сделан из другого теста, настоящий тайфун. Даже Альфреду бывало непросто поспевать за ним, когда тот расходился во всю мощь. Поль Барб не колебался. Он действовал.