– Хватать должно на двадцать плавок минимум. По проекту комплект огнеупоров рассчитан на восемь плавок, каждая по восемьдесят минут, я про это сейчас говорю.

– О, – сказал Вазых с уважением.

– Ну это американские, конечно. Наши-то поменьше держатся, но наши и не сто тысяч долларов за комплект стоят.

– Сколько?! – спросил Вазых и ошалело посмотрел на Виталия. Тот, кажется, вообще не поверил. Молодой еще, на КамАЗе недавно. Не знает, что тут правдой может оказаться любая дичь.

– Я ж говорю, натурально печи долларами топили первые месяцы.

– Н-ну да, – согласился Вазых. – А ты мне это зачем рассказываешь? Мы с Виталием на обход, вообще-то, опаздываем уже.

Кошара заторопился.

– Короче, вот этот, – он показал за плечо, – Леонид Георгиевич, вы знакомы? Он, значит, предложил такую вещь: включать печь на полную мощность, до сорока пяти тысяч ампер, ну, двадцать четвертую ступень вместо двенадцатой.

– Так вообще же сгорит все на хрен.

– А вот и н-н-нет! – торжествующе пропели бакенбарды неожиданно высоким голосом. – К-к-как-к-к раз д-д-дело в-в том…

Кошара торопливо подхватил:

– Как раз наоборот: на малой мощности дуга бьет по стенкам печи и дает перегрев, а на высокой она сжимается и заглубляется в металл, а стенкам достается по минимуму. И огнеупоры сберегутся, и на нужные восемьдесят минут плавки выйдем, ну и вообще.

– Молодцы. А я при чем?

– Твоя подпись нужна, – сказал Кошара, кладя перед Вазыхом несколько листков. – По техрегламенту десятая работает на половинной мощности. В восьмидесятом утвержден, по согласованию с главным технологом и главным энергетиком. Чтобы отменить, нужны такие же подписи.

– Ну, такую же я тебе вряд ли… – проворчал Вазых, изучая распоряжение. – А сам-то что не подписал?

– А, точно, – сказал Кошара, торопливо достал ручку, подумал, водя рукой над бумагой, и размашисто расписался.

Бакенбарды протяжно выдохнули. Вазых покосился на них и спросил:

– А по инструкции, ну, «свинделловской», как положено гонять, на двенадцати или двадцати четырех?

Кошара махнул рукой:

– Да там эти инструкции – две синьки, пять пунктов. Но двадцать четыре, конечно. Про малые обороты там вообще не говорится.

Вазых взял у Кошары ручку, нагнулся над листочком, подумал, задрал голову и спросил:

– Слушай. А остальные печи как работают?

– Да на двадцати четырех, само собой.

– Так какого ж, извините?

– А я про что, – сказал Кошара.

– Дурдом, – констатировал Вазых и расписался.

Директор чугунолитейного выслушал Кошару молча и глядя преимущественно в подложенные ему бумажки. Лишь иногда коротко поглядывал на Кошару, старавшегося быть предельно кратким, и на бакенбарды. Потом уставился Вазыху в лоб и спросил, обрывая Кошару:

– Ты сухари любишь?

– В смысле? – неуверенно спросил Вазых, стараясь не ерзать и не коситься в поисках подсказок.

– В смысле, хлеб насушить, потом грызть – нравится такое?

– С детства, – признался Вазых.

– Это очень хорошо. Стало быть, вы, Леонид Георгиевич, купите хлеба, лучше черного, на рубль, а то и полтора, порежьте и сушите этим… х-храбрецам мешочек. Если печь сожгут, оба на Соловки пойдут, а вы им сухари высылать будете.

– Николай Ильич, – возмущенно начал Кошара, но директор махнул рукой, аккуратно развинтил свой «Паркер» и начертал, проговаривая вполголоса:

– Разрешить… Под ответственность… Главного технолога и главного энергетика.

Аккуратно завинтил «Паркер», махнул страницей, осушая чернила, будто платочком, сгреб остальные листки и протянул их Кошаре.

– Смотреть будете? – обрадованно спросил Кошара, почти выдирая листки из директорской руки.

– Соучастником меня хочешь? Спасибо. Ну пошли.

В приемной он мельком взглянул на дожидавшегося Виталия, кивнул торопливому вазыховскому: «Мой помощник» – и первым широко зашагал к литейному цеху. Кошара задержался в приемной, чтобы позвонить в цех и диспетчерскую, так что они встретили начальство полной боеготовностью. Десятую хитрый Кошара, похоже, велел подготовить и загрузить шихтой заранее. Хорошая это штука, уверенность в себе и в своей способности убеждать.

Вазых каждый день по несколько раз пробегал по литейному цеху, щурясь от слепящих всполохов в полутьме, уклоняясь от снопов искр и лютых литейщиков, приоткрывая рот от жары и рева. Но самое начало работы свежезагруженной дуговой печи он не видел, а главное, не слышал, давно. Поэтому от первых пронзительно, до омерзения и глухоты, звонких разрядов, напоминавших пушечную дуэль в гигантском казане, заметно вздрогнул и покосился по сторонам, не заметил ли кто. Никто вроде не заметил, люди привычные внимательно следили за печью, табло и литейщиками. Непривычным был только Виталий. Он то ли вздрогнул, то ли нет, но чуть сгорбился и прищурился. Вазых хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но сообразил, что печь все равно не перекричит.

Взрывы участились, стали глуше, задавили рокот осыпающейся шихты – и перешли в почти оглушительный, но не пугающий гул. Вазых поискал глазами Кошару, нашел и тут же потерял – тот нарезал полупетли вокруг печи, на миг замирал в странной позе, всматриваясь в гудящие щели и в цифры терминала, срывался куда-то в сторону – возможно, к диспетчерской, – чтобы через полминуты вернуться и начать новые вглядывания сквозь черный щиток в полыхание щелей, которое явно говорило ему куда больше, чем Вазыху. Заика в бакенбардах совершал похожие переходы чуть меньшей амплитуды. Остальные наблюдатели сохраняли спокойствие, а директор даже руки в карманах держал. Впрочем, кто его знает, что и насколько свирепо он там держит, подумал Вазых, который знал Ильича давненько.

На двадцатой минуте Вазых слегка заскучал и принялся осматривать куски своего хозяйства, находившиеся в шаговой доступности. Трансформаторы с компрессорами гудели в рабочем диапазоне, уровни не скакали. Он поймал Кошару и проорал ему в ухо:

– Все нормально?

Кошара ответил безумным взглядом и длинным малоцензурным междометием, из которого при желании можно было понять, что бакенбарды вроде бы не обмишулились. Ну дай-то бог, подумал Вазых, обратил на себя внимание Виталия и повел его, пока такое дело, знакомить с энергохозяйством литейного цеха. Виталий смотрел и слушал внимательно, вопросы задавал толковые и по существу, так что Вазых быстро увлекся и принялся в подробностях объяснять преимущества трансформатора, подающего энергию на печь, – естественно, на примере отдыхающей сегодня второй печи: объяснять что-то у работающей было нереально. Увлекся так, что в горле пересохло, – пришлось отойти к автомату и набуровить стакан газировки. Виталий отказался, хотя с непривычки взмок и вообще выглядел слегка растерянным. Он зачем-то взял щепоть соли из стоявшей рядом с автоматом разодранной пачки и задумчиво высыпал на язык. Тут из глубины цеха донесся механический рев – и тут же многоголосые радостные вопли.