Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо, что полил дождь, и порывы ветра шли от реки, хорошо, что дорога находилась довольно далеко и ниже того места, где спрятались путники — и охонги, и невидши не чуяли их. Алина каждую секунду ожидала, что кто-то из чудовищ повернет к ним морду, заверещит, учует, бросится… отряды все шли и шли, но дождь, слава богам, не прекращался, да и людей по дороге двигалось немало — инсектоиды беспокоились, но слушались всадников и в стороны не дергались.
Колонны инсектолюдей то и дело перемежались большими группами норов — мелких дворян в сопровождении нейров-наемников. Дворяне были одеты в хитиновые доспехи, будто собирались сразу уйти в бой, и каждый отряд нес с собой знамя — красное солнце на белом фоне, пронзенное мечом и закрытое паутиной.
— Это императорский штандарт, — проговорил Тротт тихо. — Похоже, сюда дошли личные императорские батальоны.
Древки, вставленные в крепления сбруи у шейных сочленений охонгов, гнулись под тяжестью мокрых полотнищ, тяжело хлопающих на ветру. Воины императора выглядели так, будто видели и сами творили все мерзости мира, но и в их взглядах, обращенных на инсектолюдей, проскальзывали отвращение и опаска.
Было и встречное движение. По тракту охонги везли телеги с награбленным на Туре — Алина с удивлением рассмотрела и экран телевизора, и светофор, были там и тюки с вещами, мебель.
Тротт напрягся, неслышно, очень зло выругался. И Алине стало не до удивления — она зажала рот рукой и дальше давилась слезами, не отводя взгляда от дороги. По ней шли пленники — человек пятьдесят, привязанные позади последней телеги один за другим. Женщины и мужчины. Промокшие, грязные, в туринской одежде, большинство с рыжими волосами. Инляндцы.
Невидши, огибая караван с рабами, щелкали на них жвалами, повизгивали. Одна из женщин дернулась, упала, увлекая за собой часть шеренги, — и тут же с двух сторон к упавшим подскочили надсмотрщики с телег, ударами плетей заставили подняться…
Лицо лорда Макса было белым, а Четери, казалось, и вовсе превратился в камень.
Пленники уже скрылись из виду, а Алина все плакала, и в ушах ее стояли крики женщин и свист плетей. Умом она понимала, что попытайся спутники помочь — и это подписало бы и им, и Туре смертный приговор. Но принцесса помнила свое бессилие, свой ужас перед наемниками в твердыне — и никак не могла успокоиться.
Когда дорога наконец опустела, никто из троицы не пошевелился. Они выжидали. Дождь стал мелким, туча стремительно отступала, утихал и ветер. Выглянуло утреннее солнце, и сначала неуверенно, а затем все сильнее запели птицы.
Четери с Троттом обменялись короткими кивками, и дракон вскочил первым, побежал вниз, огибая коряги и деревья, перескочил упавшие папоротники, преодолел дорогу в несколько касаний и скрылся за стволом шагах в двадцати от нее, почти у самого оврага.
— Пора, — шепнул лорд Макс.
Алина, вытерев щеки, набрала воздуха, поднялась, оттолкнувшись руками от земли, и, оскальзываясь, сохраняя равновесие с помощью крыльев, понеслась туда, где был Чет. За спиной она слышала быстрые шаги профессора, его дыхание.
Почти у самой дороги их настиг гул раньяра, и принцесса, не останавливаясь, нырнула в сторону, прыгнув в пышную листву одного из срезанных папоротников, сжалась, пригибая голову. Тротт вжался в ствол неподалеку.
Стрекозы летели неспешно, словно издеваясь, невысоко — и всадники смотрели прямо на дорогу. Или Алине так казалось? Чудовища скрылись из виду нескоро, и все это время принцесса с ужасом ждала, что сейчас вслед за ними появятся из-за поворота еще отряды невидши — а прямо здесь, у дороги, она, Алина, и ее обязательно почуют и разорвут!
Но вот и гул затих — но она не шевелилась, и только когда Тротт подал знак, выпрыгнула из убежища и спешно перелетела через дорогу, слыша, как хлопают его крылья позади. Одежда, пропитанная глиной, покрытая ею, была тяжелой и тянула вниз.
Они успели перебраться через овраг, превратившийся после дождя в бурную реку, и уйти в лес за ним, когда за спинами раздалось отдаленное верещание, и снова на дороге замелькали силуэты наемников и охонгов.
Путь продолжался в тяжелом молчании. Алина уже не плакала, но отекший нос периодически хлюпал. Ей было вязко и противно.
— Когда мы выиграем войну, я не отступлюсь, пока каждого пленника не вернут обратно на Туру, — сказал Четери, когда они уже отошли очень далеко от дороги и можно было сделать небольшой привал, наполнить фляги у ручейка и перевести дух. — Обещаю тебе, малышка. Куда их ведут, интересно?
Алина слабо и благодарно улыбнулась.
— Скорее всего, в столицу, — ответил Тротт. — Там, — он показал рукой вправо, в противоположную от равнины сторону, — к Лакшии проходит императорский тракт. Но этой дороги раньше не было. Видимо, ее закончили прокладывать совсем недавно.
— А как же те невидши, которых мы видели в первый раз? — Алина быстро закинула в рот горсть сушеных ягод, запила их водой. — Это же гораздо дальше от столицы, правильно? Что они там делали?
— Могу только предполагать, — пожал плечами Тротт, снимая с себя серую от глины рубаху. — Возможно, там тоже прокладывают дорогу, чтобы подводить войска и пропитание к дальним от вулканов порталам, но работа еще не закончена. Или путь к дальним порталам для того отряда оказался быстрее, чем отсюда сквозь равнину, но с переправой через несколько рек. — Он встал у ручья рядом с Четери, который прямо на себе смывал грязь с одежды, сунул рубаху в воду и бросил: — Вы бы тоже переоделись, Алина, и ополоснули одежду. Еще час, и эта грязь засохнет так, что мы не сможем двигаться.
Принцесса с сожалением посмотрела на бывшую пеструю зелено-коричневую сорочку, на темные брюки — они хорошо сливались с деревьями, и, кивнув, потянулась к сумке, чтобы достать свои обрезанные старые штаны и рубаху, которые она взяла на тряпки. Тщательно вымыться сейчас времени нет, а пачкать чистую смену одежды от тимавеш жалко. Переоденется вечером, если найдется ручеек и безопасное место для ночлега.
К полудню путники добрались до следующего оврага. Плотность раньяров в небе снизилась, но все равно то и дело приходилось прятаться под пышными шапками папоротников. Алина была подавлена — предстоящий бой по пути к порталу и так казался чем-то невозможным, но
