В своем письме, написанном в 1654 году, Людовик XIV выражал недовольство войной, которую царь начал против его союзника, короля Польши. Предлогом к этой войне послужили… злонамеренные отступления от правильного титулования царя! Истинной причиной войны была Украина.

Еще один интересный анекдот содержится в «Реляции о трех посольствах графа Карлайла» (1663–1664). Вместо того, чтобы назвать царя Serenissimus (Светлейший), граф назвал его Illustrissimus (Прославленный). Бояре выразили недовольство. Карлайл, видя, как оборачивается его посольство (он не мог добиться восстановления привилегий английских купцов), понял, что терять больше нечего, не стал смущаться и преподал принимающей стороне урок ораторского искусства. Вот два отрывка, посвященные этому делу[453].

Получив такой ответ, уполномоченные, как будто желая отмстить за возмещение, которого потребовал господин посол, стали в свою очередь горячо жаловаться на звание illustrissimus, которым он наградил царя: но вот как они начали жаловаться. Прончищёв, один из шести уполномоченных, взял у господина посла латинскую копию речи, которая была произнесена на первой аудиенции и в которой он и в самом деле назвал царя illustrissimus. И вот к этому-то они и прицепились, поскольку, когда они услышали это выражение из его уст публично, в присутствии великого герцога (когда они имели большие основания почувствовать себя уязвленными), они отнеслись к нему добродушно, благосклонно истолковав это звание на свой лад. Когда же речь зашла о письменном тексте, который был им вручен лишь для удовлетворения любопытства того, кто его попросил, из этого сделали дело государственной важности, сурово разобрав каждое слово, как будто единственная задача, которая перед ними стояла – искать ссор. Так и появилась эта письменная жалоба по поводу звания illustrissimus, как будто его сиятельство пренебрег званием serenissimus, которое, как они считают, гораздо лучше описывает величие и могущество их государя. Поэтому они потребовали, чтобы господин посол воздержался от слова illustrissimus, а в будущем, говоря о его царском величестве, использовал слово serenissimus, и чтобы он сообщил об этом своему господину королю, чтобы, когда тот соблаговолит написать их великому господину, он использовал термин serenissimus, а не illustrissimus, как доселе. По этому поводу они приводят в пример всех других европейских государей, и в первую очередь императора[454], чье письмо они уже показали господину послу, когда он с ними совещался. Его сиятельство, увидев в письме, что император называет его Tzarr, решил отныне следовать его примеру и никогда больше не употреблять звание императора, как он это всегда делал по обычаю английских монархов и их подданных.

А вот как господин посол объяснил звание Illustrissimus:

Он отвечал на это, что я не отправлял бумагу в Посольский приказ, но по запросу Ивана Афанасьевича Прончищёва, советника его царского величества, я отдал ее в его собственные руки, и она, поскольку эта бумага не является государственным документом и написана не на английском языке, на котором я веду дела, ни подписана моей рукой, ни переведена на московитский язык моим переводчиком; это всего лишь любопытная вещица, которая мне была возвращена и в обладание которой я вновь вступил; таким образом, претензии главных бояр и советников его царского величества безосновательны. Тем не менее, чтобы прояснить это дело (раз уж мы решили оставить дела государственные, чтобы поспорить о грамматике), я говорю, во-первых, что Serenus означает всего лишь спокойный. И хотя с некоторых пор это слово было принято и стало одним из титулов великих государей, поскольку они обычно сохраняют серьезное и величественное положение, а также по причине уважительного безмолвия тех, кто держится рядом с ними (яркий пример чего я наблюдал, находясь в присутствии его царского величества), более правильным будет использовать его, чтобы описать хорошую погоду. Ночь на латинском языке тоже зовется Serena, в том числе у лучших авторов, например, у Цицерона в Arato, 12[455] и у Лукреция L I. 29[456]. А illustris в прямом смысле означает все сияющее, славное и блистающее как снаружи, так и внутри; это первое слово, означающее изначальный свет. И так как солнце безусловно является первым источником света, а поэты употребляют гораздо более возвышенные выражения, чем те, кто пишет прозой, именно в этом истинном смысле Овидий, рассказывая о Фаэтоне во 2-й книге «Метаморфоз», говорит о Фебе:

Qui terque quaterque concutiens Illustre caput[457]!

А латинские ораторы (как Плиний в письме 139), желая произнести что-либо самое возвышенное по тому или иному поводу, говорили: Nihil illustrius dicere possum[458]. Пусть главные бояре и советники судят, есть ли уменьшение чести для его царского величества, если я называю своего господина serenissimus, а царя – illustrissimus, qua nihil dici potest Illustrius[459]. Но поскольку это было во времена чистоты латинского языка, когда слово Serenus вовсе не использовалось в чьем-либо титуле, я буду говорить об этом со всей откровенностью: тем более что чистота этого выразительнейшего языка не очень хорошо известна этой нации[460]. Таким образом, я заявляю, что когда для современного честолюбия стало недоставать слов, великие и мелкие государи стали использовать такие титулы, как serenissimus и многие другие. Так и появились Serenessima Respublica Veneta[461], Serenitates electoriæ[462], Serernitates regiæ[463], a также титул Celsitudo (высочество), которое присваивается герцогу или принцу; королям и императорам присваивается титул illustris. И несмотря на то, что в обычном употреблении serenus с древнейших времён признается более высоким званием, в титуле императора сначала звучит illustris, а ведь ни один государь не может быть выше императора, а значит, и в действительности титул illustris более значителен. Следовательно, интерпретировать illustrissimus в уменьшительном смысле – все равно что искать положительное в превосходном и сумерки в сверкающем свете. И я желал бы, чтобы главные бояре и советники, раз уж им было угодно упомянуть о титуле, которым император поименовал его царское величество, сообщат мне, писал ли какой-либо император этому двору на верхненемецком и называл ли он его царское величество титулом Durchleuchtighste, что и означает illustrissimus: если я не ошибаюсь, император приберег его для самого себя. Чтобы быстрее закончить с дискуссией, я укажу, что король использовал титул illustrissimus в письме, которое он послал к его царскому величеству не в подражание другим (хотя в голландском письме от шестнадцатого июня 1663 года, обращенном к его царскому величеству, я нахожу Doorluchtighste, что и означает illustrissimus, как я уже отметил), но согласно обычаю двора, и поставил этот титул перед титулами, значащими «высочайший», «могущественнейший», а затем написав «Великий государь император», что является самым высоким титулом, каким когда-либо какой бы то ни было государь в мире называл его царское величество, и самый высокий после Божественного. Дело в том, что король мой повелитель, обладающий столь же значительными владениями, и с не меньшим на то правом и не меньшей независимостью, чем любой другой государь, тем не менее удовольствуется самыми обычными титулами, придавая большую важность сути вещей, и свободно именует других государей подходящими им титулами. Но поскольку его предки всегда именовали государей Московии огромным множеством титулов, король мой повелитель поступает точно так же по отношению к его царскому величеству из дружеских чувств, которые к нему испытывает; поэтому он добавил титул illustrissimus, и я последовал его примеру в произнесенной мною латинской речи. Но чтобы вам доказать, что я воспользовался этим титулом, чтобы почтить его величество, а не чтобы каким-либо образом задеть его честь, я покажу вам отрывок из той же самой речи, где, говоря о его царском величестве, я использую слово serenitas, и я бы сто раз употребил титул serenissimus, если бы я знал, что его величеству он в большей степени по душе. Я даже осмелюсь пообещать вам, что король мой повелитель так и поступит, как только я ему об этом сообщу. И я спокойно поменяю обращение в моей речи, но заявлю, что, используя титул illustrissimus, я ничем не затронул чести его царского величества и, напротив, оказал ему весь почет, какой только мог, подражая королю моему повелителю. И да ниспошлет Господь великое счастье высочайшему могущественнейшему знаменитейшему (illustrissimus) и светлейшему (serenissimus) царскому величеству.