Поклонившись царю, я сказал ему то, что приказали мне Вы, Ваше Величество. Он сидел примерно в шестнадцати шагах от меня, на точке А, на высоком деревянном троне, а наверху был деревянный навес, прикрепленный к стене, соответствовавший размерами трону: чтобы никто, кроме царя, не находился под этим навесом. Чтобы сесть на этот трон, нужно подняться на три ступени, и они не более широки, чем трон, чтобы никто не мог подняться на них и чтобы никто, кроме одного человека, не был возвышен.

После того как толмач, находившийся рядом со мной, немного ниже меня, в точке Е, перевел мою речь, канцлер Лоринан Иванович[472], стоявший на точке D, низко поклонился, поднялся к тому месту, где находился царь, и попросил его дать ответ. Затем он вернулся на точку D, находившуюся между мной и царем, и ответил. Толмач царя, стоявший на точке Е, объяснил мне его ответ. В числе прочего царь соблаговолил даровать мне милость самолично вручить ему письмо Вашего Величества. Тогда мой секретарь вручил мне письмо Вашего Величества и, поскольку печать Вашего Величества была с моей стороны, а титул царя – с другой, я держал письмо Вашего Величества не прямо, а слегка наклоненным, так, что печать Вашего Величества оказалась сверху, а титул царя – снизу. Я подошел к царю. Подходя к нему, я сделал три поклона: один вначале, один в середине пути и один – когда я хотел вручить ему письмо. Поскольку я находился совсем близко к трону, два боярина, стоявшие перед царским троном, соединили руки как можно дальше от трона, чтобы не повернуться к царю спиной, и, продолжая держать свои руки этим образом, они помешали мне подняться на одну из ступенек трона, а на их руки оперся рукой царь, взяв письмо. Когда я вручил письмо царю, он повернул его таким образом, что его большой палец оказался под письмом, а четыре других пальца – сверху, и с благосклонным выражением лица протянул его канцлеру; тот вместе со мной прошел со своего места D вплоть до точки B, где, справа от царя, стояли бояре. Как только царь взял письмо, он протянул его канцлеру, и канцлер поспешил взять его в руки. Но я продолжал твердо держать письма и сказал, чтобы царь взял его в руки сам, и что я вынесу от царя что угодно касательно меня самого, но я не хочу отдавать письмо вот таким образом. Тогда царь вернул руку и положил большой палец сверху на письмо, а четыре других пальца – снизу. Но я сказал ему: «Ваше Величество, возьмите его всей рукой и сами», а руку канцлера тихонько отодвинул своим левым локтем. Все это продолжалось в течение некоторого времени, поскольку переводчик стоял сзади меня, и наконец царь приказал канцлеру убрать свою руку; затем он закрыл свою руку и взял письмо. Я выпустил его из рук и вернулся на свое место, сделав три поклона.

Как только я выпустил письмо, канцлер взял его из рук царя, чтобы тот не утруждал себя, продолжая его держать. Пока мы спорили, царь не убирал своей руки, но она продолжала лежать сверху на руках бояр, как я рассказал выше.

Когда я вернулся на свое место F, мне вынесли лавку без спинки, длиной в три с половиной локтя…[473] [здесь рукопись обрывается]

Все это было уже давно. Уже в начале XVI века об этих трудностях сообщал немецкий посол Сигизмунд фон Герберштейн. Вот отрывок из его книги «Записки о московитских делах»[474]:

Кроме того, при встрече [между послом и приставом] у них обычно соблюдается следующее: они отправляют к послу вестника внушить ему, чтобы он сошел с лошади или с возка. Если же кто станет отговариваться или усталостью, или недомоганием, они отвечают, что де ни произносить, ни выслушивать (их) господина нельзя иначе как стоя. Мало того, посланный тщательно остерегается сходить с лошади или с возка первым, чтобы не показалось, будто он тем самым умаляет достоинство своего господина. Поэтому как только он увидит, что посол слезает с лошади, тогда сходит и сам.

В первое мое посольство [в 1517 году] я сообщил встретившему меня перед Москвой, что устал с дороги, и предложил ему исполнить то, что надлежало, (сидя) на лошади. Но он, приведя упомянутое основание, никак не считал возможным пойти на это. Толмачи и другие уже слезли, уговаривая и меня тоже слезть. Я отвечал им, что как только слезет московит, слезу и я. Видя, что они так высоко ценят это обстоятельство, я тоже не захотел выказать небрежение по отношению к своему господину и умалить его значение. Но так как он отказался сойти первым, и из-за такой гордыни дело затянулось на некоторое время, то я, желая положить этому конец, вынул ногу из стремени, как будто собирался слезть. Заметив это, посланный тотчас же слез с лошади, я же сошел медленно, так что он был недоволен мной за этот обман.

Кольбер, столь много сделавший для торговли, желал, чтобы во всем французском королевстве она подчинялась точным и единым правилам. С этой целью он поручил Жаку Савари (1622–1690) составить полный свод законов, регулирующих торговлю. В 1673 году был опубликован «Эдикт об оптовой и розничной торговле», ставший известным под названием «Кодекса Савари» или «Торгового кодекса». Это был в некотором роде предок нынешнего «Коммерческого кодекса», первая версия которого восходит к 1807 году. 122 статьи «Кодекса Савари» зафиксировали законы, регулирующие коммерцию, и регламентировали саму торговлю, фирмы, векселя, банкротства, а также впервые обязали вести бухгалтерию.

Кроме того, этот кодекс стал основой книги, которую Жак Савари написал спустя два года – «Совершенный негоциант»[475]. Этот двухтомный труд, занявший около двух тысяч страниц, излагал суть различных торговых договоров, давал общие советы по поводу ведения торговли, излагал специфику каждого региона, приводил единицы мер и весов, а также описывал монеты, использовавшиеся в разных уголках света. Эта книга сообщала, как использовать верительные грамоты, как вести дела с банками, что делать при возникновении различных трудностей… Эта библия торгового дела очень быстро нашла признание, многократно переиздавалась, а ее репутация сразу же перешагнула за границы королевства: книга была переведена на немецкий, итальянский, голландский и английский языки. Ее автора стали приглашать в суд, чтобы узнать его мнение в различных тяжбах.

Мы воспроизводим отрывки из той части книги, которая посвящена северной торговле. Когда речь идет о проходе через Эресунн у Эльсинора, слышны отзвуки переписки Шарля де Данзея и великого адмирала Жуайёза, хотя с тех пор прошло больше ста лет.