Он мельком взглянул на огоньки Сосалито, мерцавшие на другойстороне залива; пронизывающий ветер мешал наслаждаться живописным видом. Майклявственно ощущал, как вокруг сгущается все то, что он так ненавидел в климатезападного побережья, не знающем ни суровой зимы, ни палящего лета: вечнаясырость, вечный холод, вечные пронизывающие ветры.

Как хорошо, что вскоре он окажется дома, где его словнотеплым одеялом окутает привычная августовская жара. Он вновь увидит улицыСадового квартала, деревья, качающиеся на ласковом ветру…

Но сейчас не время думать об этом. Его ждет яхта. Надовзбираться на эту посудину с ее иллюминаторами и такими скользкими на видпалубами. Яхта слегка покачивалась, ударяясь бортом о резиновые шины,укрепленные по всей длине стенки пирса. Нет, морская романтика явно не егостихия. Даже перчатки на руках сейчас не вызывали раздражения.

В своей жизни Майклу довелось плавать лишь на больших судах:в детстве – на старых речных паромах, а позже – на огромных круизныхтеплоходах, катавших сотни туристов по заливу Сан-Франциско. При виде любогосудна наподобие этой яхты в голову почему-то неотступно лезли мысли овозможности падения за борт.

Майкл прошел вдоль борта до кормы, начинавшейся сразу забашенкой рулевой рубки. Уцепившись за перила, он подпрыгнул и взобрался наборт, неприятно удивившись тому факту, что громадина качнулась и словно быосела под его весом. И вот наконец он стоит на палубе.

Роуан пришла следом за ним.

До чего же отвратительно ощущать под ногами ходящую ходуномпалубу! И как только люди могут плавать на яхтах? Однако посудина вроде бывполне прочная, а ограждение палубы достаточно высокое, чтобы внушить ощущениебезопасности. Имелось даже небольшое укрытие от ветра.

Сквозь стеклянную дверь Майкл заглянул в рубку. Мерцаниеприборных досок, разноцветные сигнальные лампочки. Вполне сошло бы и за кабинусамолета. Наверное, где-то там, внутри рубки, есть лестница, ведущая вниз, вкаюты под палубой.

Однако сейчас его заботил не интерьер яхты. Главное –палуба, на которой он лежал, когда Роуан его спасла.

В ушах свистел дувший с залива ветер. Майкл обернулся ипосмотрел на Роуан. На фоне далеких огней ее лицо казалось совсем темным.Вытащив руку из кармана, она указала на доски у себя под ногами.

– Вот здесь.

– Я лежал здесь, когда открыл глаза? Когда ко мневернулось дыхание?

Роуан кивнула.

Майкл опустился на колени. Яхта покачивалась медленно и едваощутимо, скрип снастей был почти не слышен и, казалось, исходил просто изтемноты. Майкл стянул с рук перчатки, сунул их в карманы и слегка размял кисти.

Потом он коснулся пальцами досок палубы. Холод… сырость…Образы, как всегда, хлынули из ниоткуда, отделяя его от настоящего момента.Однако перед Майклом возникали картины, не имевшие никакого отношения к моментуего спасения: мелькали лица, люди двигались и разговаривали… Вот прошла Роуан,затем появился тот человек, которого она ненавидела, а с ним еще одна женщина,старше Роуан, та, к кому она относилась с любовью, – Элли. Один слойобразов сменялся другим, третьим… голоса тонули в общем шуме.

Майкл прополз на коленях немного вперед. Голова начиналакружиться, но он упорно продолжал ощупывать доски, шаря по ним, будто слепец.

– Я ищу Майкла, – сказал он. – Где Майкл?!

Его вдруг обуяла злость, обида за впустую потраченное лето.

– Я ищу Майкла! – повторил он, стараясьактивизировать свою внутреннюю силу, требуя, чтобы она сконцентрировалась исфокусировалась на тех образах, которые ему требовались.

– Боже, яви мне момент, когда я сделал первыйвдох, – шептал Майкл.

Но все это походило на перелистывание увесистых томов впоисках единственной строчки… Грэм, Элли, голоса, нараставшие, перемешивающиесямежду собой, сливающиеся в единый звук… Майкл отказывался находить слова, чтобыоблечь в них увиденное, – он просто отвергал эти образы.

– Покажите мне тот момент!

Он распластался, прижавшись щекой к шершавым доскам палубы.

И вдруг он как будто очутился в нужном ему времени, словнодерево под ним вспыхнуло и осветило так необходимую ему картину… Стало намногохолоднее, и ветер завывал яростнее. Яхта раскачивалась на волнах. Майкл увиделсебя лежащим на палубе: мертвец с бледным мокрым лицом. Роуан склонилась надним и с силой давила ему на грудь. «Давай же, дыши! – словно заклинание,повторяла она. – Черт тебя дери, дыши!»

Его глаза открылись. «Да, я это видел, я видел Роуан… Я жив.Я – здесь!.. Роуан, так много всего…» Боль в груди сделалась непереносимой. Онпрактически не чувствовал ни рук, ни ног. Неужели это его пальцы крепко сжимаютее руку?

«Я должен объяснить. Объяснить все, что было прежде…» Преждечего? Майкл попытался ухватиться за эту ниточку и скользнуть глубже. Преждечего? Но перед глазами снова и снова возникал лишь бледный овал ее лица –такого, каким он видел его тогда… Волосы, выбивавшиеся из-под шапочки.

Внезапно он снова оказался в настоящем времени и обнаружил,что изо всех сил колотит кулаком по палубе.

– Дайте мне вашу руку, – крикнул он Роуан.

Она опустилась на колени рядом с ним.

– Думайте, думайте, вспоминайте, что произошло в тотмомент, когда я вернулся к жизни!

Но Майкл знал заранее: это бесполезно. Он видел лишь то, чтовидела она. Он видел себя, покойника, возвращавшегося к жизни. Мертвое мокроетело, перекатывавшееся с боку на бок под ее руками, с силой надавливавшими наего грудную клетку. Потом появилась серебристая щель между веками – он открылглаза.

Майкл долго пролежал на палубе без движения, прерывисто ичасто дыша. Он снова продрог, хотя ничто не сравнится с холодом того вечера.Роуан стояла рядом и терпеливо ждала. Майклу хотелось заплакать, но он до такойстепени устал, что не осталось сил даже на это. Он чувствовал себя совершеннораздавленным. Промелькнувшие перед глазами образы словно изрешетили егонасквозь. Не было желания шевельнуть хоть пальцем.

Однако Майклу все же открылось нечто новое – маленькая подробность,о которой он не знал до сих пор. Деталь, связанная с Роуан… Тогда он в первыеже секунды узнал, кто она, узнал все о ее жизни. И ее имя – Роуан.

Но можно ли считать достоверными эти воспоминания? Отнапряжения болела душа. Майкл лежал на палубе, раздавленный, злой, ощущаякипевшую внутри ярость и одновременно отчетливо сознавая глупость своегоположения. Не будь рядом Роуан, он наверняка бы разрыдался.

– Попробуйте еще раз, – сказала она.